Мы медленно двинулись вперед, стараясь не хрустеть галькой. Огоньки подпустили нас метров на шесть, вокруг них уже стало угадываться темное тело. Еще два-три шага… Но огоньки мгновенными росчерками метнулись в сторону и погасли. Однако чуть позже вспыхнули снова, только дальше.
Мы пошли. И опять, когда до огней оставалось рукой подать, они чиркнули в сторону, и сразу раздался негромкий всплеск. Через минуту мы стояли на берегу широкой ямы. Колыхалась черная с прозеленью вода, к истоку ручья медленно проплыла вереница воздушных пузырьков. Дальше ледяная крыша опускалась вниз и лежала на воде.
— Унырну-уло-о, — разочарованно протянул сын.
— Длинный такой зверек, — сказала жена. — Как горностай; только темный и раза в два больше.
— Такое прыгучее! — восхитился сын. — Вжжжиик — и нету.
— Все, — сказал я. — Пошли назад.
— Жалко, никого не поймали, — сказал сын уже под дырой. — Совсем никакого везения.
— И не надо ловить, — сказала жена. — А то и смотреть будет некого и кончатся Для детей приключения. Вот мы видели кречета…
— Зимнего, — добавил сын.
— Да, зимнего, кречета… Теперь видели очень интересного зверя… Какого?
— Водяного Красноглазика.
— Вот. Темный, в два раза больше горностая, ловко бегает по суше и прекрасно ныряет. Что за зверь?
— Норка или выдра, — сказал я. — Но выдра гораздо крупнее, а норка подходит. Ее давно выпустили в колымских местах. И на Анадыре. Тут совсем рядом начинается несколько северных притоков Анадыря. Посмотрите, какой прекрасный дом для зверька, как говорят ученые — экологическая ниша. Пустой, главное — это ужасная редкость. Тепло, пурга не заметет, еда под боком, волк не полезет, а если где и ухитрится — в воде не достанет.
— Слышите? — вдруг насторожился сын. — Пуфик ававит.
Голос Пуфика легко различался среди других собачьих голосов. Был очень звонок и перемежался ахами:
«А-ва-ва-ва-ах! А-ва-ва-ва-ах!» — заливался пес впереди, под берегом, где вновь начинались кустарники, но в них не лез. Собаки, навострив уши, смотрели в ту же сторону. Еще какой-то зверь бродит в кустах или за ними.
— Надо прикрыть дыру, — сказал я. — Не залезет никто, а главное — тепло не будет выходить. А лед провалился, потому что торчит тут куполом. Это самая высокая точка, на которой стояла вода осенью. Крепкий лед не успел образоваться. Видите, отсюда во все стороны утолщается. Мороз работал, вода постепенно опадала. Правильно Инайме предупреждал — не ходить по льду. Полынью в тумане всегда заметишь, а такие купола над пустотами — трудно. Если идешь один и провалишься, жди беды: почти два метра, камни внизу, а где и яма с водой попадет… Но теперь мы ученые, и посему слушайте приказ: ледяные бугры обходить, топать ближе к берегу. Перед нартами разрешается выбегать только Пуфику. Остальным держаться их следа.
Мы нарезали прутьев, прикрыли отверстие и заложили плитками снега. Пусть изумрудные подледные чертоги спокойно хранят свои тайны. Пусть царит там тепло и покой и обитатели его живут-поживают до появления волшебного ключика, отмыкающего такие царства: весеннего, мокрого и горячего, солнечного луча.
Ветер снова переменился, потянул с верховьев. Потеплело. Снова поползли туманы, и впереди все затянуло тусклой серой пеленой. Она ползла и ползла бесконечными волнами. Потихоньку темнело. В воздухе повисло гудение, унылое и далекое, как отзвук долго блуждавшего в горах эха. Только оно не прерывалось, а звучало на одной органной ноте. Потом в уши полезло тонкое прерывистое пиканье. Один раз, второй. На третий я остановился.
— Что? — спросила жена.
— Ничего не слышишь?
— Гудение. Точно где-то по краешку земли самолет летит.
— Это ветер начинается в горах. А больше ничего?
— Н-не-ет.
— Какое-то тиканье… пиканье… Не пойму.
— Наверное, снег под полозьями, — сказал сын. — Мне тоже чудится.
Мы пошли дальше. Я стал слушать поскрипывание снега под полозьями нарт, под ногами и собачьими лапами. Нет, оно не похоже на померещившееся пиканье. Наверное, тишина играет шутки. Бывает, идешь в зимней тундре, а вокруг тебя шелестят человеческие голоса, смех. Можно даже побеседовать с призрачными попутчиками на философские темы: стремительная жизнь двадцатого века почти не дает возможности уделять им много внимания в текучих буднях, зато они вне конкурса при одиночных блужданиях по тундре, по ее великим неповторимым дорогам. Ответы призраков звучат удивительно впопад, и в таких беседах незаметно тают лежащие впереди километры. Вселенная постепенно замыкается вокруг тебя, ты жжешь пальцы о ее ледяное бесплотное тело, дышишь ее хрустальным шепотом и видишь своими глазами Вечный Холод Мироздания… Как мог он сотворить такое чудо — нашу Землю?..