Уже несколько лет мы наблюдаем за изменениями в «технологии» заполярной охоты. Раньше, когда было много птицы и зайцев, охотники разбредались в стороны от балка, сооружали шалашики в укромных местечках — скрадки, — где и сидели, подманивая или просто ожидая наскока зверя или птицы. На месте таких скрадков оставалась сухая подстилка, да несколько, в зависимости от удачи, стреляных гильз.
Теперь, когда птицы и зайцев практически не стало, изменилось и поведение охотников. Чего без толку мерзнуть в скрадке или шастать по пустым кустам? Легче получать удовольствие, не отходя далеко от теплого механизированного закутка с накрытым столом. Прекрасный сервис, бесплатно получаемый за счет государства: его техники и горючего.
Опорожнив посуду, вооруженная пятизарядками компания выставляет ее на кочку или, как вот тут, вешает на ветви кустарника и открывает огонь прямо с порога. Поэтому и гильзы остаются не по скрадкам, а большой общей кучей на месте стоянки балка. Вообще настоящих охотников, в тургеневском понимании, на Севере было и раньше мало, а теперь вовсе не осталось. Компании едут в тундру, напихав балки бормотухой. Попьянствовать вдали от глаз детей и жен. Пьянка начинается с момента выезда из поселка, путь любого «охотничьего» выезда четко помечен «вехами» — пустой битой посудой. Ну и по пьяному делу уничтожается все замеченное кругом: кулики, трясогузки, крачки, чайки. А на бутылочную стекляшку летом наступит олень и получит страшную болезнь — копытку. И погибнет от истощения.
А наша могучая торговля при участии охранных организаций продолжает снабжать каждого зарегистрированного охотника сотней зарядов в год. При почти полном отсутствии дичи даже в труднодоступных местах. Впрочем, что для компании на «Буранах» и «Уралах» эти «труднодоступные» места! Они проходят везде, догоняют любого зверя. Сотню официальных зарядов надо расстрелять, иначе какой же ты охотник?!
Значит, огни, что мы заметили в первый вечер экспедиции, принадлежали побывавшей и здесь компании добытчиков. Да, все дальше и дальше лезут они в глубины гор и везде оставляют вот такие стойбища, «почище» первобытных. Добрались и сюда… А что? Техника по приискам практически бесконтрольна, горючее государственное. Даже личные вездеходы ухитряются собирать из наворованных и наторгованных за браконьерскую добычу запасных частей…
Я вернулся к центру стойбища. Отсюда они навестили бригаду оленеводов. Дичайшее поветрие — мода на мех, поразившее страну с силой средневековой эпидемии, ведет горняков в бригады за шкурками пыжика, песца, лисы, за меховыми изделиями. Деньги в тундре мало значат, зато много — бутылка. И никто еще в государстве не удосужился подсчитать, сколько пушнины и меха оно теряет в результате бесчисленных путешествий таких вот добытчиков. Плюс развращение маленького, уникального в своей самобытности народа…
— Смотрите, какие фокусы, — удивился сын, увидев меня. — Одна хвостом клюнула об крючок!
— Хвостом?! Уж-жасно интересно, как это она перепутала. Но заканчивайте, на строганину хватит. И пошли, я покажу вам «фокус» похлеще.
Они замерли на «первобытном стойбище». Потом сын тихонько сказал:
— Почти как у Робинзона Крузо…
Я вспомнил рисунок к эпизоду, в котором знаменитый отшельник находит место пиршества дикарей. Да, похоже.
И опять мы стояли молча довольно долго. Затем я, уже на правах гида, повел их по «кругам» этого «пиршества».
— Зачем люди стреляют в бутылки? — спрашивал сын.
— Что же теперь будет с этой речкой? — жалостливо вздыхала жена. — И долиной? Такой хороший закуточек гор. И зачем эти зверушки и рыбки тут поселились…
— Смотри-ка, до чего дожили, — удивился я. — Непроизвольно начинаем жалеть, если понравившийся уголок Земли богат: ведь в лучшем случае его ограбят, а в худшем — вообще убьют…
Осмотрев стойбище, прошли немного по следам. В одном месте, на уходящей к горняцкому дому дороге, из снега торчали пустые бутылки, две краюхи высохшего хлеба, полиэтиленовый пакет с заплесневевшим куском сливочного масла. Беда на Руси с хлебом. Хоть карточки вводи. Утеряна цена…
— Как же нам связаться с поселком? — нарушила молчание жена. — Может, с Желтой кто услышит?