Создать настроение — вот лозунг! А что для этого хороши все средства, завоевывающие внимание, любопытство, желание купить, само собою разумеется. Шум становится самоцелью.
И труд спекулянта закончен, цели своей он достиг, когда широкие круги попадают в состояние опьянения, в котором они готовы предоставить все средства, нужные ему для осуществления его предприятия.
Чем труднее обозреть план какого-нибудь предприятия, тем сильнее возможные влияния общего характера, тем лучше оно годится для спекулянта, тем большие чудеса может совершить спекулятивный дух. Отсюда большие банковые предприятия, большие заморские предприятия, большие транспортные предприятия (железнодорожное строительство! Суэцкий и Панамский каналы!) были с самого начала особенно приспособленными объектами для проявления спекулятивного духа и остались ими и до сегодняшнего дня.
Купцами (в качестве типа предпринимателя) я называю всех тех, кто развил капиталистические предприятия из торговли товарами или деньгами, вначале в области самой товарной и денежной торговли, в которой они расширили мелкие ремесленные промыслы за их первоначальные пределы и превратили их в капиталистические предприятия. Этот случай постепенного, шаг за шагом, расширения, при котором незаметно одна хозяйственная форма переходит в другую, пока в конце концов «количество не переходит в качество», был (несомненно) весьма частым (как он еще и ныне ежедневно встречается). Крупная часть ремесленных «negotiatores» сделалась с течением времени капиталистическими предпринимателями: это флорентийские торговцы шерстью, английские tradesmen49, французские marchands, еврейские торговцы материями. Конечно, должен был соединиться ряд счастливых обстоятельств, чтобы подобная метаморфоза оказалась возможной. Но это не интересует нас здесь, где нам только нужно установить факт, что метаморфоза эта часто совершалась. Часто, говорю я, не имея возможности ничего привнести, кроме неопределенного чувства, в качестве основания для этого численного определения. В действительности ответ на вопрос «сколько раз?» совершенно не поддается нашей оценке.
Но купцы еще одним путем становились капиталистическими предпринимателями: посредством вмешательства в область производства благ. Это один из наиболее важных, быть может, численно наиболее частых случаев, когда промышленные рабочие (ремесленники или также крестьяне — производители для собственных нужд) снабжались богатыми людьми ссудами, пока не опускались до положения настоящих наемных рабочих в капиталистическом предприятии: это важнейший случай «заклада». Мы видели в другом месте (см. выше с. 55 и след.), что кредиторы, которые снабжали ремесленников наличными средствами, чтобы дать им возможность дальнейшего производства, принадлежали к весьма различным социальным слоям. Настоящими «закладчиками», следовательно, капиталистическими предпринимателями становились они, однако, по общему правилу только тогда, если уже сами были деловыми людьми. Отчасти, правда, это были более богатые «коллеги», которые поднимались до положения работодателей обедневших ремесленников. Приведу только пару ранних примеров. L'Arte della Lana di Pisa запрещает в XVI столетии доверять «рабочему» больше 25 фунтов в городе, больше 50 фунтов в окрестностях. Ни один Lanaielo50 города Пизы не должен устраивать мастерской, где он давал бы ткань за плату (ad pregio), кроме своей собственной.
В цехе шерстостригов в Англии (1537 г.) мы находим две ссуды в 100 и 50, которыми ремесленники побогаче ссужают более бедных. Ряд спорных случаев относится к этим ссудам, и из них мы можем усмотреть, что более бедные мастера должны были отрабатывать свой долг (134).
В 1548 г. один английский закон запрещает богатым мастерам кожевенных цехов снабжать более бедных кожей; в 1549 и 1550 гг. закон отменяется с мотивировкой: без этого невозможно (135).
Во Франции та же картина в то же время: бедные шляпочники в зависимости от богатых (136).
Но гораздо чаще «закладчиками» ремесленников становились купцы, большей частью посредники. Это встречается так часто, что почти представляется нормальным и так ослепило взоры историков, что они проблему возникновения капиталистических производственных предприятий свели к постепенному «вмешательству торгового капитала» в сферу производства (Мате). Об этом, конечно, и речи быть не может, как эта книга достаточно ясно показывает. Но то, что сказано, часто случалось; то, что торговцы товарами становились руководителями производственных предприятий, не подлежит сомнению. Отрасли промышленности, в которых этот процесс происходил особенно часто, суть следующие.
1. (Прежде всего!) Текстильная промышленность, в которой во всех странах с XIV столетия, наверное, а может быть, уже и раньше члены цеха Calimala, портные, the Clothiers, les marchands drapiers51, что, следовательно, означает: сукноторговцы (так же как и торговцы шелковым товаром, с одной стороны, торговцы пряжей — с другой) ссужают ремесленников.
2. Горное дело и горнозаводская промышленность, поскольку они не сохранили землевладельческого отпечатка.
3. Торговля галантерейным товаром (делатели Pater-noster'ов52).
4. Портняжество: самое позднее в XVII столетии во всех более крупных городах из торговцев платьем — по большей части еврейских — развились «конфекционеры» (137).
Чьего духа были детьми эти новые люди, которые выползли, чтобы завоевать мир, мы лучше всего узнаем, если будем наблюдать особенности манеры вести торговлю и основывать предприятия у трех народностей, в которых «купеческий» дух расцвел впервые и в наиболее чистом виде: у флорентийцев, шотландцев и евреев.
Флорентийцы
Поведение флорентийцев резко отличается — по крайней мере начиная приблизительно с XIII столетия — от поведения венецианцев, генуэзцев, а также и пизанцев в Леванте, который имеет наиболее важное значение. В то время как другие города воюют, Флоренция занимается «торговлей». Средства могущества тех — это сильное войско, сильный флот. Флорентийцы же во время расцвета своей торговли не обладали ни военным флотом, ни даже сколько-нибудь значительным торговым флотом. Свои товары они грузят на чужие корабли, которые они нанимают, а если они нуждаются в защите, то они берут к себе на службу провансальские или генуэзские галеры. Предпочтительнее всего они обходят опасность: они выбирают пути прямо поперек страны или делают далекие обходы, чтобы не попасться в качестве добычи многочисленным разбойникам в архипелаге или кораблям соперничающей нации. Своих успехов у чужих народов они достигают совсем другими способами: 1) деньгами: флорентийская товарная торговля с самого начала еще более исключительно, чем торговля других наций, связана с денежными операциями, и чистые денежные операции составляют с незапамятных времен одну из главных отраслей флорентийской деловой жизни; 2) договорами: Паньини перечисляет длинный ряд искусно заключенных флорентийцами торговых договоров; 3) знанием дела: знаменитые трактаты Бальдуччи (Печолотти) и Уццано свидетельствуют об этом; они составляли источник, из которого купеческий мир того времени черпал свои познания о вещах, важных с точки зрения коммерческой техники и коммерческой географии; Паньини справедливо приводит их «в доказательство опытности наших купцов» (prova della perizia de nostri marchanti). Позади воюющих наций идут они: когда те утомляются, они становятся на их место; когда те благодаря своему грубому поведению лишаются благоволения султанов, они умеют подольститься к могущественным владыкам с помощью денежных подарков и обещаний. «Скрытой надеждой флорентийцев было, чтобы Венеция истекла кровью в сепаратной войне с османами. Эта война (1463 г.) не должна была поэтому никоим образом быть возведенной в общее дело Запада; сами флорентийцы, чтобы не быть принужденными принимать в ней участие, в объяснениях, данных папе Пию II, ссылались на то, что им-де невозможно так скоро вызвать из Турции и свои торговые галеры и своих купцов…» Между тем они втираются в милость султана, «они сидели в совете султана, они справляли в качестве друзей его победы радостными празднествами, они умели выказать ему свое значение как торговой нации в нужном свете и так полно завоевать его милость и в этом отношении, что не одни только венецианцы, но и генуэзцы в Пере и другие итальянцы в Леванте были полны зависти и раздражения на это. Чтобы только как можно дольше удержать это преобладание, они препятствуют…» и т. д. Когда венецианцы просили их пойти с ними на войну против турок и разорвать свои торговые сношения, синьория объявила, «что не может уже как раз остановить экспедиции нынешнего года, так как для нее изготовлено много сукон и закуплено много товаров» (!). Что подобные воззрения очень хорошо совмещаются при случае с готовностью поступиться личным достоинством (когда того требует деловая выгода) — легко понять. Так, мы видим, что флорентийцы на Кипре, где они не принадлежали к привилегированным нациям, чтобы воспользоваться предоставленной пизанцам скидкой таможенной пошлины в 2 процента, выдают себя за пизанцев; зато они, конечно, должны были «мириться с тем, что пизанцы налагали на них значительные поборы и вообще обращались с ними унизительно». (Позднее Печолотти, фактор (!)53 домов Барди и Перуцци, добивается равного положения с пизанцами). Миролюбивый торговый народ, который в конце концов по сходной цене покупает себе еще и гавань, после того как Пиза ему тоже была продана. Это показательное для всего флорентийского характера событие произошло в 1421 г.