Выбрать главу

Новые издания произведений Савари и Дефо появляются в XVIII столетии. Нить, которую они пряли, прядут теперь дальше такие люди, как Бенджамин Франклин. К любимым писателям Франклина принадлежал Дефо.

В Бенджамине Франклине, человеке, который (по словам Бальзака) является изобретателем громоотвода, газетной утки и республики, «мещанское» миропонимание достигает своего апогея. От разумности и благоразмеренности этого американца прямо-таки дух захватывает. У него все стало правилом, все измеряется правильным мерилом, всякий поступок сияет экономической мудростью.

Он любил экономию! О нем рассказывают следующий анекдот, который ставит перед нашими глазами этого человека во всей его монументальной величине. Однажды вечером в одном большом обществе восхищались новой лампой с замечательно ярким светом. Однако спросили мимоходом, не будет ли эта лампа стоить больше прежних? Ведь является чрезвычайно желательным, чтобы освещение комнат обходилось как можно дешевле в нынешние времена, когда все расходы так возросли. «Меня обрадовало, — высказался по этому поводу Бенджамин Франклин, — это общераспространенное стремление к экономии, которую я чрезвычайно люблю» (162). Это вершина: дальше идти некуда!

Известна его энергичная защита экономии времени; известно также, что им отчеканены слова «время-деньги» (163).

«Если жизнь тебе люба, то не расточай времени, ибо оно есть сущность жизни… Как много времени тратим мы без нужды на сон и не думаем, что спящая лиса не ловит дичи и что в могиле мы будем спать достаточно долго…»

«Если же время для меня драгоценнейшая из всех вещей, то расточительность во времени должна быть самой большой из всех видов расточительности… потерянное время никогда нельзя вновь найти, и то, что мы называем „довольно времени“, всегда слишком кратко» (164).

Законченной экономии времени должна соответствовать законченная экономия материи: копить, копить, копить, копить! — звучит нам навстречу со всех страниц сочинений Франклина,

«Если вы хотите разбогатеть, то думайте столь же о бережливости, сколько о наживе. Обе Индии не обогатили Испании, потому что ее расходы еще больше, чем ее доходы. Долой, следовательно, ваши дорогие-безумства».

Альфа и омега франклиновской житейской мудрости заключена в двух словах: industry and frugality — прилежание и умеренность. Это пути, чтобы достичь богатства: «Не растрачивай никогда времени и денег, но делай всегда из обоих возможно лучшее употребление» (166).

Чтобы снова показать, как строится вся картина жизни человека, который так молится на «святую хозяйственность», я помещаю здесь отрывок из мемуаров Бенджамина Франклина, в котором он нам сообщает, какие вообще добродетели он считал наиболее ценными, и как он сам воспитал в себе добродетельного человека. В «схеме добродетелей», набрасываемой здесь этим великим человеком, «мещанское» жизнепонимание находит свое последнее и высшее выражение. Это место гласит (167):

«Приблизительно в это время я принял смелое в серьезное решение стремиться к нравственному совершенствованию. Я желал иметь возможность жить, не делая какой бы то ни было ошибки в какое бы то ни было время; я желал превозмочь все, к чему меня могли побудить либо природная склонность, привычка, либо общество. Так как я знал или полагал, что знаю, что хорошо и что дурно, то я не усматривал, почему бы я не мог делать всегда первое и не делать второго. Вскоре, однако, я нашел, что я поставил себе гораздо более трудную задачу, чем я воображал. В то время как я прилагал все заботы, чтобы уберечься от одной ошибки, другая часто заставала меня врасплох; привычка брала верх над невнимательностью, и склонность была иногда сильнее разума. Я пришел, в конце концов, к заключению, что одно теоретическое убеждение в том, что в нашем интересе быть совершенно добродетельными, недостаточно, чтобы предохранить нас от проступков, и что противоположные привычки должны быть сломлены, хорошие приобретены на их место и укреплены, раньше чем мы сможем иметь какую-нибудь уверенность в постоянной и однообразной честности нашего поведения. Для этой цели я изобрел себе поэтому нижеследующий способ.

В различных перечислениях добродетелей и нравственных достоинств, встречавшихся мне при чтении, я находил перечень их более или менее полным, смотря по тому, больше или меньше понятий объединяли соответствующие писатели под одним и тем же названием. Умеренность, например, один ограничивал только в отношении еды и питья, в то время как другие расширяли ее так далеко, что она означала умерение всякого другого удовольствия, желания, похоти, всякой склонности или страсти, телесной и духовной, и распространялась даже на наш дух и честолюбие. Тогда я вознамерился в целях большей ясности лучше употреблять больше названий и связывать с каждым меньше идей, чем мало названий с многими идеями. Таким образом я объединил под тринадцатью названиями добродетелей все то, что мне в то время пришло в голову как необходимое или желательное, и связал с каждым краткое положение, выражавшее полный объем, который я давал его значению. Названию добродетелей вместе с их предписаниями были следующие:

1. Умеренность. — Не ешь до отупения, не пей до опьянения.

2. Молчание. — Говори только то, что может принести пользу другим или тебе самому; избегай пустых разговоров.

3. Порядок. — Дай всякой вещи свое место и всякой части твоего тела свое время.

4. Решимость. — Возьми себе за намерение осуществить то, что ты должен; соверши непременно то, что ты вознамеришься.

5. Невзыскательность. — Не делай никакого расхода, как только для того, чтобы сделать добро другим или самому себе: это значит — не расточай ничего.

6. Прилежание. — Не теряй времени; будь всегда занят чем-нибудь полезным; отрекись от всякой бесполезной деятельности.

7. Откровенность. — Не пользуйся никаким вредным обманом; мысли невинно и справедливо и, когда говоришь, говори так же.

8. Справедливость. — Не вреди никому, поступая с ним несправедливо или не совершая благодеяний, которые составляют твой долг.

9. Обуздание. — Избегай крайностей; остерегайся так глубоко чувствовать или так дурно принимать оскорбления, как они этого, по твоему мнению, заслуживают.

10. Чистоплотность. — Не терпи никакой нечистоплотности на теле, на платье или в жилище.

11. Спокойствие духа. — Не беспокойся по поводу мелочей или по поводу обычных и неизбежных несчастных случаев.

12. Целомудрие. — Имей половые сношения редко, только для здоровья или для потомства, никогда не доводи их до отупления и расслабления или до повреждения твоему собственному или чужому душевному миру или доброму имени. 13. Кротость. — Подражай Иисусу и Сократу. Так как моим намерением было привить себе привычку ко всем этим добродетелям, то я полагал правильным не дробить своего внимания, пытаясь усвоить все сразу, но иметь в виду в определенное время всегда только одну из них, и только тогда, когда я бы овладел ею, переходить к другой, и так далее, пока я бы не прошел все тринадцать. Так как, однако, приобретение некоторых из этих добродетелей могло бы также облегчить приобретение известных других, то я расположил их с этой целью в той последовательности, как они выше приведены. Умеренность во главе, так как она служит для того, чтобы доставить голове ту свежесть и ясность, которая совершенно необходима там, где нужно соблюдать постоянную бдительность и быть настороже против неустанной притягательной силы старых привычек и власти постоянных искушений. Если умеренность приобретена и укреплена, то молчание будет легче. Мое желание, однако, было направлено на то, чтобы вместе с приростом добродетели одновременно приобрести и познания, и так как я уяснил себе, что эти познания в разговоре легче приобретаются путем употребления ушей, чем языка, и хотел поэтому порвать с одной приобретенной мной привычкой: именно с привычкой болтать, острить и шутить, что делало меня приемлемым лишь для пустого общества, то я отвел Молчанию второе место. Я ожидал, что эта добродетель и следующая, Порядок, предоставят мне больше времени, чтобы я мог преследовать мои цели и мои занятия. Решимость, раз сделавшись привычкой, удержала бы меня твердым в моих стараниях завоевать все далее следующие добродетели: Невзыскательность и Прилежание должны были бы освободить меня от остатка моих долгов, обеспечить мне благосостояние и независимость и сделать для меня тем более легким осуществление Правдивости и Справедливости и т. д. В предположении, что, согласно совету Пифагора в его „Золотых Стихах“, оказалась бы необходимой ежедневная проверка, я изобрел нижеследующий способ осуществить эту проверку.