Выбрать главу

Что это преувеличено, мы знаем, ибо мы помним, как медленно коммерческая солидность завоевывала себе права гражданства еще и в течение капиталистической эпохи. Правильно же в этой мысли то, что в самом обороте заложена тенденция к солидности, которая с усиливающейся интенсивностью оборота становится все сильнее. Купец со временем убеждается, что мошенничать невыгодно, так как проистекающие отсюда убытки: потеря клиентеллы, потеря времени вследствие приостановок и необходимости их ликвидации — зачастую больше добавочных прибылей, добытых путем обманных уловок. Когда, таким образом, развивается, как мы видели, «деловая мораль», в смысле морали в интересах дела, когда просвещенные торговцы пряностями XV и XVIII вв. выставляют положение: «Honesty is the best policy»127, то этому развитию, несомненно, способствовало лучшее понимание истинных собственных интересов, которое должна была породить из себя дальняя торговля, — понимание, которое уже затем, конечно, тем скорее вылилось в принцип торговли, чем настойчивее эта мещанская солидность провозглашалась нравственной обязанностью со стороны признанных учителей морали.

Различное, однако, действие оказывает торговля, осуществляемая как деятельность, смотря по тому, является ли она морской или внутренней торговлей. В первой преобладает еще долгое время, как мы могли констатировать, авантюристский, разбойничий характер; в ней вырабатывается, таким образом, «идущий на риск» купец. Тогда как внутренняя торговля сильнее и исключительно развивает торгашеский и калькуляторный момент, порождает «взвешивающего купца», который принужден пробиваться с помощью рационального средства — законченного счетного искусства — на пути искусного заключения договоров. Это внутренняя торговля шерстью воспитала во флорентийцах коммерческий характер до такого совершенства, какое мы наблюдали (задатки в крови предполагаются!). Равно как внутренняя торговля скорее, чем мужественно рискующая морская торговля, принуждает и побуждает развивать мещанские добродетели. Я считаю немыслимым (уже по этой причине) возникновение книги, подобный трактату о святой хозяйственности, в XV столетии где-нибудь в другом месте, чем центр шерстяной торговли и промышленности. Мы видели, что ни флорентийцы, ни шотландцы, ни евреи не были никогда мореходами: их кровное предрасположение Удерживало их от этого, но их деятельность с самого начала в качестве сухопутных торговцев воспитала в них затем этот тип торгаша, так что мы вновь наблюдаем, как следствие действует дальше в качестве причины.

Особую роль в истории капиталистического духа играла ссуда денег. Мы видели в другом месте, как в раннюю эпоху капитализма знающими свет и деятельными поздними схоластиками в ней был (правильно!) Усмотрен и по нравственным основаниям осужден решительный враг капитализма. Но нельзя также отрицать и того, что в другом направление ссудная деятельность оказала весьма благоприятное влияние на развитие известных сторон капиталистического духа. Рассматривая проблему с другой стороны, чем Антонин Флорентийский, а именно ссуду денег, которой евреи со времен Соломона занимались с особенной охотой p которую они в течение европейского средневековья почти исключительно избрали своей профессией, я привел в качестве одной из причин, почему они были так превосходно подготовлены к капитализму, когда ок начал развиваться. Действительно, я продолжаю держаться этого воззрения и считаю ссуду денег теперь, как и прежде, одним из источников, откуда питался капиталистический дух, тем более в эпоху, когда вокруг еще господствовали натурально-хозяйственные, подчиненные категории качества, отношения. Причины же, по которым ссуда денег в еще большей мере, чем товарная торговля (усилением которой она здесь в занимающем нас смысле только и является), должна считаться школой выправки для капиталистического образа мыслей, заключаются в следующем:

в ссуде денег совершенно вытравлено всякое качество и хозяйственный процесс определен исключительно количественно;

в ссуде денег договорное начало сделки стало существенным: договор об исполнении и встречном исполнении, обещание на будущее время, идея поставки составляют ее содержание; в ссуде денег исчез всякий элемент «пропитания»; в ссуде денег все телесное (все «техническое») вытравлено окончательно: хозяйственное дело стало чисто духовной природой;

в ссуде денег хозяйственная деятельность как таковая утратила всякий смысл: занятие денежными ссудами совершенно перестало быть осмысленным занятием тела и духа; тем самым ценность его переместилась с него самого на результат; один только результат еще имеет смысл;

ссуда денег является особенно плодотворной областью для развития отчетности: человек, в сущности, всю свою жизнь просиживает со счетной линейкой и бумагой за столом;

в ссуде денег выступает впервые совершенно ясно возможность и не в собственном поту посредством хозяйственного действия зарабатывать деньги; совершенно ясно выступает возможность и без насильственных действий заставлять других людей работать на себя.

Чего недостает профессиональному заимодавцу, «ростовщику», — это, как правильно понял Антонин, предпринимательского духа, отваги. Но если и это прибавляется, то как раз заимодавец может вырасти в капиталистического предпринимателя крупного масштаба: специфически купеческое предприятие тесно связано (как мы видели) с ссудой денег. Ссуда денег может таким путем разрастись в капиталистическую торговлю деньгами (банкирская деятельность!), но также и в капиталистическое производственное предприятие (заклад!). Флоренция — не только город торговцев шерстью, она еще и город банкиров!

Но она, наконец, еще и город цехов раг ехеlеnсе128 и господства цехов, и мы должны иметь это в виду, если мы хотим понять, почему она стала цитаделью раннекапиталистического духа.

Благодаря исторической случайности: вражде между императорской и антиимператорской партиями — цехи во Флоренции уже в XII в. достигли участия в управлении городом. «Ремесленные цехи заставили дорого заплатить за поддержку (оказанную императору), и подеста со своими советниками находился на самом деле в зависимости от вновь достигшего политического могущества общественного строя» (433). В 1193 г. были расчищены пути демократическому развитию государства.

Если я теперь указывал только что, что эту особенность флорентийской истории я также делаю ответственной за высокое и раннее развитие капиталистического духа во Флоренции, то это легко может показаться парадоксальным, так как ведь цехи — смертельные враги капитализма. И все же это не парадоксально. Ибо, несомненно, важная доля капиталистического духа, особенно та, которая проявляется в мещанских добродетелях, происходит из тесноты цеховых каморок. Здесь «святая хозяйственность» по-настоящему дома. Она здесь появилась на свет, как дитя нужды. Здесь нужно было быть бережливым, и трезвым, и трудолюбивым, и целомудренным, и чем там еще, если не желать ставить на карту своего существования. Эти добродетели называли христианскими; они и были ими. И культивировать их без внешнего принуждения было, без сомнения, достойным внимания делом самовоспитания. Но не следует все же забывать, что торговец пряностями и шерстоткач получают эти «добродетели» скорее принудительно, как элементы его образа жизни: он должен прийти к убеждению, что делать долги, тратить время на развлечения и любовные интрижки привело бы его к нищенской суме. Мы и наблюдаем повсеместно, как нужда с течением времени делает цеховых все более добрыми «мещанами». Относительно английских и шотландских народов мы получаем положительное этому подтверждение.