Теория «синтеза» земской среды с «бессословной» интеллигенцией противоречит историческим фактам. Сам Веселовский вынужден был признать, что «усиление роли «третьего элемента» встречало противодействие не только со стороны администрации, но и в среде земских деятелей. На этой почве в 90-х и 900-х гг. происходил ряд конфликтов с управами у врачей и статистиков» 10.
С более тонкой фальсификацией классовой природы земско-либерального движения и вышедшей из его недр кадетской партии мы встречаемся у меньшевистского публициста и историка А. Мартынова.
В отличие от Веселовского, пытавшегося доказать, что классовые различия между «вторым» и «третьим» элементами под влиянием развивающихся капиталистических отношений всё более и более стирались, Мартынов считает, что «освобожденцы» и «земцы-конституционалисты» представляли собой две качественно различные струи в возродившемся либеральном движении.
Но «как ни опасались земцы-конституционалисты серьёзных социальных реформ в аграрной области и немедленного наделения крестьян одинаковыми с ними политическими правами, — развивает свою точку зрения Мартынов, — они, однако, вынуждены были в конце концов с этой программой примириться ради устранения «правительственной и народной анархии». С другой стороны, как ни равнодушны были освобожденцы в большинстве своём к интересам среднего и крупного землевладения, тем не менее отсутствие революционного движения буржуазных масс, на которое эти идеологи могли бы опереться, и боязнь революционного движения пролетариата толкали их на союз с умеренными земцами-конституционалистами» и.
Компромиссная платформа, на которой объединились земцы-конституционалисты с освобожденческой профессиональной интеллигенцией, не могла импонировать народным массам. В новой партии, которая начала формироваться на почве подготовки к выборам в булыгинскую думу, «традиции земского помещичьего либерализма» быстро «вытеснялись идеологией чистого буржуазного либерализма» 12.
Таким образом, и Веселовский, и Мартынов в своих конечных выводах близко подходят друг к другу. Оба они утверждают, что в возникшей на базе земско-либерального движения кадетской партии быстро «выветривались» традиции земского помещичьего либерализма и она выступала как наиболее последовательный идеолог капиталистического прогресса. Отсюда вытекало признание меньшевиками гегемонии либеральной буржуазии, в лице кадетской партии, в буржуазно-демократической революции.
Либеральная историография идеализировала перводумцев-кадетов, утверждая, что они «были проникнуты одним чувством и одним желанием — отдать все свои силы интересам народа» 13. Кадеты не вступили в сделку с царизмом, а, наоборот, отвергли все его попытки достигнуть компромисса. «Два раза, — пишет Н. Ф. Езерский, — в октябре 1905 года во время переговоров с графом Витте и в июле 1906 года конституционно-демократическая партия была близка к власти, и оба раза власть миновала её, потому что партия не дала себя ослепить её миражем и не пошла ни на какие компромиссы, не ослабила даже на минуту свою оппозицию старому режиму» 14. Кадетские историки уверяли, что влияние кадетской партии в I Думе с течением времени расширялось и крепло. Напротив, Трудовая группа постепенно теряла своих членов, недовольных радикализмом её лидеров, и к концу думской сессии значительная группа якобы откололась от фракции трудовиков и вместе со многими беспартийными крестьянами образовала особую крестьянскую партию, которая решила во всём поддерживать мирную, парламентскую тактику кадетской фракции. Если тем не менее не удалось спасти Государственную думу, то объяснялось это тем, что преобладавшая в ней партия народной свободы «не вполне верно оценивала борющиеся силы и положение вещей… она несколько преуменьшала жизнеспособность старого режима и преувеличивала силу народного движения», но кадетская партия «разделила эту ошибку не только с левыми партиями, но и самим правительством, которое обнаруживало сверх того полную растерянность» 15.
Труды советских историков. Из историков-марксистов первым начал разработку истории революции пятого года, и в частности роли в ней буржуазии, М. Н. Покровский. На его пути как учёного и политического деятеля были и ошибки, и колебания, и заблуждения. Одной из главных его ошибок как историка было преувеличение значения торгового капитала в истории России. По Покровскому, «стержнем всей нашей хозяйственной системы был торговый капитал», который и определял всю внутреннюю и внешнюю политику царской России. Основным фоном, на котором развернулась революция 1905–1907 гг., с точки зрения Покровского, была борьба промышленного капитала с торговым капиталом. В соответствии с этим Покровский в своих ранних работах явно недооценивал уровень сознательности и организованности массового революционного движения. Он утверждал, что рабочее и крестьянское движения в начале XX в. были стихийно революционны, преследовали чисто экономические цели и их можно было «повернуть во всех направлениях». И вот промышленный капитал решает воспользоваться начавшимся массовым движением, чтобы, опираясь на него, покончить с царским самодержавием — «политически организованным торговым капиталом», по определению Покровского.