"Учите конспекты", - говорит мой коллега по английскому языку из Чикагского университета, бывший президент Ассоциации современного языка Джеральд Графф. Вместе с Кэти Биркенштейн он воплотил эту идею в риторике для студентов под названием They Say/I Say: The Moves That Matter in Academic Writing (2005).12 В их блестящем небольшом пособии отмечается, что студент или ученый не сможет увидеть отличительные черты даже в своей собственной позиции, если он не сможет достаточно точно суммировать мнение других. Я проверяю здесь на разумной справедливости многочисленные (к сожалению, ошибочные) альтернативы (правильной) теории, согласно которой изменение риторики привело к промышленной революции и современному миру. Если воспользоваться фрагментом аргументативной риторики в заголовке статьи Граффа и Биркенштейна, то "Мои почтенные, пусть и заблуждающиеся друзья в области экономики, истории и экономической истории говорят, что современный мир возник в результате торговли или эксплуатации или изменения законодательства. Они так говорят. Я говорю: нет, это не так. Это произошло благодаря изменению риторики об общей экономической жизни, что привело к печке Франклина и Бессемерскому процессу, мирному переходу политической власти и всем нашим радостям".
Такой методичный отказ от альтернатив, признаюсь, несколько раздражает - надоедает, когда говорят о том, чего не было. К тому же всегда есть та неловкая опасность, которую подметил Монтень: "Наши доводы и аргументы в спорных вопросах, как правило, могут быть обращены против нас самих, и мы пробиваем себя собственным оружием". Тем не менее, такое опасное отрицание - это, в конце концов, общепринятый идеал в философии науки, хотя на практике он часто игнорируется (на практике это чаще всего то, что социологи науки называют эмпирическим монологом, то есть "Моя замечательная теория и только моя замечательная теория"). Например, в недавней статье "Отказ от альтернатив" в журнале Science описывается "проблема солнечной модели", а именно проблема того, что элементы тяжелее водорода и гелия на Солнце встречаются чаще, чем это следует из моделей конвекции. Автор вежливо отвергает четыре "простые" гипотезы, "получившие некоторую первоначальную поддержку". "Возможно, единственное оставшееся в силе предложение, - заключает он, - это внутренние гравитационные волны". Точно так же в 1965 г. Арно Пензиас и Роберт Уилсон открыли фоновое излучение в 3 градуса кельвина, возникшее после Большого взрыва, исключив альтернативные объяснения статического шума их нового детектора микроволн, направленного на ночное небо, включая, например, деятельность некоторых местных голубей. В идеале мы "включаем" чужие теории в свою и с триумфом показываем, что наша теория объясняет факты, а их - нет. Голуби этого не сделали. Следовательно, это должен был сделать Большой взрыв.
В античном мире в диалогах Платона использовался тот же метод отвержения альтернатив и обучения консеквентам, что и в "Республике", кн. 1 (например, Steph. 335), с Сократом в роли охватывающего. Талмудический иудаизм использовал другой подход. Св. Фома Аквинский использовал еще одну, в определенной степени, по-видимому, под влиянием Маймонида, а также зарождающейся университетской традиции опровержения после Петра Абеляра, усиливающей многовековой дух христианских богословских споров после Иренея и Оригена. В ранней современной науке классическим случаем был "Диалог" Галилея 1632 г., где Солнце как центр "Sim-plicio" имело кольца - орбиты, - которые вокруг него запускал коперниканский мас-тер. (Возможно, Галилей не задобрил инквизицию, назвав антикоперника "Симплицием", предположительно в честь неоплатоника VI века по имени Симплиций [классическое латинское "единой природы", от simplex; в современном итальянском - simplice, "прямой"; но в средневековой латыни - "наивный"]).
В медицине классическим примером стала демонстрация в 1855 г. Джоном Сноу (1813-1858 гг.), после проведенного им в 1849 г. исследования, что холера вызывается, как он выразился, "водой, содержащей сточные воды Лондона". Он рассмотрел различные названные альтернативы теории передачи инфекции через воду, такие как миазмы или заражение от человека к человеку. Постепенно он накапливал доказательства несостоятельности альтернативных теорий, составляя, например, умные карты Лондона, основанные на обследовании домов во время эпидемии 1854 года. В частности, он пришел к выводу, что "если бы холера не имела других путей сообщения, кроме тех [утверждаемых в старых теориях], которые мы рассматривали, то она была бы вынуждена прикрепляться к тесным жилищам бедняков и постоянно могла бы случайно вымирать в каком-либо месте, не имея возможности добраться до новых жертв; Но нередко существует способ распространить ее более широко и охватить зажиточные слои населения; я имею в виду подмешивание холерных эвакуатов в воду, используемую для питья и кулинарных целей." Аналогично и здесь: Идея дигнитивных купцов и свободных мануфактурщиков может распространиться более широко и быстро, чем торговля, или империя, или инвестиции, или утверждаемое расовое превосходство Британии, и может легче объяснить, как другие в конце концов овладели этим трюком. Соединенные Штаты, Бельгия, Франция, Германия, Италия, Корея, Тайвань, Гонконг, Испания, Таиланд, Ботсвана, Китай, Индия и их подражатели росли потому, что они это делали.