И уж точно личная зависть не должна рассматриваться в либеральном обществе как побочный эффект, с которым необходимо бороться. Опасность привнесения демократии "один человек - один голос" в экономику заключается в том, что она может потакать зависти и убивать расширение пирога. Более совершенный вариант демократии - это демократия эпохи инноваций, долларовая демократия, при которой люди вынуждены учитывать альтернативные издержки своего выбора и не могут использовать беззатратные политические голоса для распределения дорогостоящих товаров в свою пользу. То, что Гарри просто завидует вашему потреблению арахиса или возмущается тем, что вы покупаете его по низкой цене в WalMart, не должно мешать вам купить еще один пакет. В русской басне крестьянину Ивану Бог говорит, что он может иметь все, что он захочет, но при раздражающем условии, что его сосед Борис получит в два раза больше. Иван в растерянности, так как им, как и многими русскими в старину, управляет зависть. "Ага, - говорит он наконец Богу. "У меня это есть. Дай мне дар - вырви мне один глаз". Похожая басня на чешском языке рассказывает о том, как Бог и Святой Петр, переодевшись, бродили по деревне в поисках ночлега и получали отказ, пока, наконец, их не приютила бедная, но гостеприимная крестьянская пара. Бог явился им и сказал, что за доброе дело они могут получить все, что пожелают. Муж и жена долго совещаются между собой. Муж начинает: "У нас только жалкие куры, но у нашего соседа есть коза, которая каждый день дает молоко. . . . " Бог предвосхищает: "Ты хочешь сказать, что и тебе нужна коза?" "Нет. Мы хотим, чтобы ты убил соседскую козу". Никакого прогресса.
Милль, Генри Сиджвик (1838-1900), Питер Сингер (1946-) и другие искушенные утилитаристы, разрабатывая версию "правила" (или "предпочтения"), настаивали на том, что для обеспечения прогресса мы должны принимать этические и политические решения не на уровне поступков, а на уровне выработки правил относительно поступков. Таким образом, мы можем избежать логики выигрыша-проигрыша при распределении, а также избежать других, более драматических парадоксов утилитаризма действий.6 Экономист Джеймс Бьюкенен давно утверждает, что такой скачок на уровень выработки конституции "служит для облегчения достижения согласия". Гарри может не согласиться в рыночный день с тем, что пакет арахиса должен достаться вам, а не ему, но, возможно, на конституционном съезде он с большей готовностью согласится с тем, что вмешательство в покупку арахиса вами или мной несправедливо. Гоббсианско-кантианско-миллиановско-бухановско-роулсианская уловка лежит в основе того, что Бьюкенен называет "конституционной политэкономией". "Если концептуализировать политику как двухступенчатый или двухуровневый процесс (конституционный [или правило] и постконституционный [или акт]), - пишет он, - то критерий согласия... [имеет] более приемлемые последствия". Именно это имели в виду Бьюкенен и Гордон Туллок, когда в работе "Расчет согласия" (1962) представили завесу неопределенности относительно того, на какой стороне рынка или голосования вы окажетесь, за которой вы принимаете консти-туционные правила. То же самое имел в виду их друг Джон Ролз в своей более поздней "Теории справедливости" (1971), когда он представил себе дородовую завесу неведения, за которой вы решаете, будет ли в нашем обществе рабство или нет.
Однако если этот аргумент верен, то существует еще более высокий уровень (и по логике Бу-чанана он должен быть еще "более приемлемым") - уровень этики, например, этики не потакания зависти, или этики заботы о конституционных механизмах, демонстрирующих справедливость, или этики приятия результатов рынков. Мы не создадим хороших конституций и тем более не совершим хороших поступков, если не будем в первую очередь этичны, причем в полной мере, включая семь основных добродетелей. Гоббс, Бьюкенен, Ролз и другие хотят проскользнуть мимо этических требований к своим системам, апеллируя к утверждениям, что "интересы игрока будут более эффективно удовлетворены" (как выражается Бьюкенен), если он согласится с утилитаризмом. На мой взгляд, они не могут проскользнуть мимо с помощью такого аргумента, как Pru-dence Only. Конституционная политэкономия, как согласны марксисты и консерваторы, нуждается в этическом фундаменте.
И все же Бьюкенен прав, пусть и неполно. На исторических основаниях я утверждаю, что около 1800 г. на этическом уровне произошло решающее изменение, сделавшее возможным, например, всплеск реального создания конституций в Северной Америке, Польше и Франции в конце XVIII века. Общество стало придерживаться рыночного равновесия (согласившись на процветание Бориса), или более или менее демократического правления, или любезного политического решения о том, что все люди (кроме моих рабов, добавил бы Джефферсон) созданы равными. Итог был благоприятным для наименьших из нас.