Другие текстильные производства, подражая нововведениям в хлопчатобумажной промышленности, значительно удешевляли свою продукцию, хотя, как правило, не так быстро, как ведущая отрасль эпохи: по сравнению с хлопком, производительность которого менялась на 2,6% в год, у камвольных тканей (шерстяная ткань, прядущаяся в тонкую пряжу и ткущаяся flat, без ворса) - на 1,8%, у шерстяных тканей - на 0,9%21. А вот в прибрежном и заграничном судостроении наблюдались взрывные темпы изменения производительности, аналогичные хлопчатобумажному текстилю (около 2,3% в год по сравнению с 2,6 в хлопчатобумажном). Показатель figure зависит от оценок Дугласа Норта для трансатлантического судоходства в этот период и составляет 3,3% в год в 1814-1860 гг. И снова "низкий" процент на самом деле велик по своему кумулятивному эффекту: ставки фрахта и пассажирские тарифы упали как камень, с индекса около 200 после наполеоновских войн до 40 в 1850-х годах. На каналах и железных дорогах изменение производительности труда составило около 1,3%. Таким образом, транспорт оказался в числе наиболее прогрессивных отраслей экономики.
Однако во многих других отраслях, например в черной металлургии, как мы уже видели, производительность труда менялась медленнее вплоть до конца XIX века.
Промышленная революция, что привело к снижению среднего показателя по экономике. Авторы "Двух ников", опираясь на исследования гениального Грегори Кларка и других историков сельского хозяйства, считают, что, напротив, оно показало неплохие результаты - около 0,7% в год изменения производительности труда. В любом случае, если брать один год за другим, 1780-1860 годы, сельское хозяйство все еще составляло почти треть национального дохода, а значит, имело большое значение, и его изменение производительности труда было в любом случае медленнее, чем у таких лидеров, как хлопчатобумажная и камвольная промышленность, каналы и железные дороги. Изменения производительности радикально менялись, как это происходит и в настоящее время: одна отрасль лидирует в повышении производительности труда в стране, в то время как другая оседает в рутине "отлаженной техники", компьютеры сменяют химикаты и электричество. В сельском хозяйстве, например, в XIX веке, в эпоху появления жатки и парового трактора, производительность труда менялась довольно быстро. А селекционная селекция животных и растений была, пожалуй, еще более важной - и все это в эпоху генетической инженерии в ХХ веке. Однако с 1780 по 1860 год лидировали текстиль и транспорт. Браво отважным британцам.
Глава 12.
И все же надо быть осторожным. Перед лицом такой замечательной деятельности в XVIII - начале XIX вв. европейцам, и особенно британским европейцам, свойственно надуваться от гордости и начинать говорить о том, какими исключительными в древности были европейцы, и особенно британцы, и даже в первую очередь англичане. Алан Макфарлейн давно и убедительно доказывает, что английский индивидуализм был древним, проявляясь, например, в брачных моделях англосаксов, во всяком случае, когда они попали в Англию, и в неколлективистских представлениях о собственности в германском праве до их появления. Однако китайцы, в конце концов, обладают собственной исключительностью, которая, возможно, способствовала ранней индустриализации. Народ, сумевший организовать такие поразительные проекты коллективной инженерии, как Великая стена и Большой канал, администрировавший экспедиции Чжэн Хэ в Африку и имевший на протяжении столетий самые большие города в мире, не является явно неспособным к экономическому росту. То же самое можно сказать о египтянах, римлянах, Аббасидах, османах, инках или, скажем, строителях курганов Миссисипи. Однако в конечном счете начало современному экономическому росту положили северо-западные европейцы и особенно англичане, и поэтому они склонны поздравлять себя и рассматривать себя в качестве естественных ведущих наций. Риторика национализма, не говоря уже о расизме, проскальзывает довольно легко. Она дает приятное, самооправдательное тепло, если ты европеец, и особенно если ты британец.