Выбрать главу

Таким образом, бедная страна, внедряющая инновации в полном объеме, может оказаться на расстоянии града от Запада, как я уже говорил, примерно через два поколения. Это не означает, что догоняющее развитие неизбежно. Такая страна, как Венесуэла, которая упорствует в изгнании своих предпринимателей, или такая страна, как Швеция 1960-1990 годов, которая стремится к социал-демократическому равенству в образовании, пренебрегая качеством и эффективностью, могут на некоторое время затормозить экономический рост. Подобно несчастливым семьям Толстого, страны с плохой экономической политикой несчастливы каждая по-своему.

Хорошая политика до скуки похожа: верховенство закона, права собственности и, прежде всего, достоинство и свобода буржуазии. В итоге счастливые страны выглядят одинаково, потому что в каждой из них есть автомобили, компьютеры, высшее образование. Грамотная политика позволяет взять с полки технологии и за два-три поколения добиться неплохой жизни для простых людей. Это происходило неоднократно, например, когда США перенимали британское производство, а Гер- мания - аналогичное. Вспомним такие недавние чудеса перепрыгивания через якобы неизбежные этапы, как Тайвань, Гонконг или Сингапур. Возможно, нам следует перестать удивляться каждый раз, когда это происходит. Исторический социолог Эрик Рингмар говорит об институтах, поощряющих "рефекцию [наличие идей], предпринимательство [их реализацию] и плюрализм [позволяющий им процветать без помех]", применяя эти понятия к успеху Европы, а затем и Восточной Азии.25 Дайте людям свободу работать, изобретать, инвестировать, обращайтесь с ними достойно, и вы получите быстрый догоняющий результат. Голдстоун говорит об этом следующим образом: "Успех Японии демонстрирует то, что было показано также в Корее и на Тайване: объединенный народ под руководством правительства [но под таким руководством, которое не включает в себя контрпродуктивную коррупцию или грубо ошибочное планирование], решивший импортировать и внедрить западные промышленные технологии, может сделать это примерно за четыре десятилетия. Примерно столько времени потребовалось для того, чтобы превратить Южную Корею из африканской сельскохозяйственной нищеты в одну из ведущих индустриальных экономик мира; то же самое можно сказать и о Тайване. Обе страны поднялись на этот уровень с минимальных стартовых возможностей после Корейской войны 1950-х годов и китайских гражданских войн 1940-х годов".

Ричард Истерлин согласился бы со скоростью, подразумеваемой метафорой "снятия технологий с полки". В 2003 году он писал, что "с начала 1950-х годов материальный уровень жизни среднего человека в современных менее развитых странах, которые в совокупности составляют четыре пятых населения мира, увеличилась в три раза", т.е. гораздо быстрее, чем росли богатые страны в XIX веке. Это привело к появлению книги Пола Кольера "От четырех до шести миллиардов". Столь же стремительно росла продолжительность жизни, снижалась рождаемость, повышалась грамотность: по всем показателям, отмечает Истерлин, это "гораздо более быстрый темп прогресса... чем в развитых странах в прошлом".

Другими словами, то, что не нуждается в особом научном исследовании, - это то, как индийцы и китайцы, десятилетиями лишенные инноваций в результате имперских указов и грабежей военачальников, социалистического централизованного плана и отсутствия широкого образования (последнее - аргумент Истерлина), могут быстро разбогатеть, получив мирный доступ к хорошо укомплектованным полкам изобретений, от парового двигателя до форвардного контракта и деловой встречи. Обычная экономика предсказывает, что после десятилетий катастрофического экономического везения неправильное распределение средств и упущенные возможности окажутся настолько велики, что можно будет легко сколотить значительные состояния, а средний доход бедных людей также легко поднять. Экономисты говорят: "Люди будут подбирать 500-долларовые купюры на тротуаре", получая чрезвычайно высокий процент прибыли от своих инвестиций в ступенчатую ходьбу - если, конечно, не посадить в тюрьму людей, специализирующихся на подбирании купюр, как это было в Албании и до сих пор происходит на Кубе. Если Бразилию и Южную Африку удастся убедить принять либеральные экономические принципы, которые сегодня обогащают Китай и Индию (и которые обогащали Великобританию и Италию медленнее и поэтому менее очевидно), то нет никаких причин, по которым через сорок лет внуки нынешних бедных бразильцев и южноафриканцев не смогут наслаждаться чем-то близким к западноевропейским стандартам жизни. Это не идеологический предрассудок, не фантазия неоконов в поддержку американской имперской мощи. Это трезво очевидный историко-экспериментальный факт, который уже привел к ограничению американского могущества. С другой стороны, если Бразилия и ЮАР будут проводить бесполезную экономическую политику (например, южноафриканское трудовое законодательство, основанное на немецких образцах), то они смогут сохранить гигантский безработный андеркласс и ущербное положение по отношению к США, лишь бы это их привлекало.