То же самое можно сказать и о художниках, причем наиболее ярко это проявилось после того, как индустриализация стала играть важную роль в нашей жизни. Большинство импрессионистов изображали мужчин и женщин на отдыхе, даже если это были работающие мужчины и женщины, как, например, в картине Ренуара "У мулен де ла Галетт" 1876 года. Они редко показывали людей за работой. На упомянутой мною картине Кайлеботта, изображающей парижский перекресток, почти все спешащие под моросящим дождем фигуры - буржуа, ни одна из них не работает. Смутно прорисована работающая женщина, которая видна чуть правее жемчужной серьги изображенной на первом плане буржуазки, приближающейся под защитой зонтика своего мужа. Однако Кайлеботт, будучи состоятельным человеком, на самом деле был привязан к теме труда, как, например, в картине "Планировщики полов", представленной на второй выставке импрессионистов в 1876 году. Золя, одобрявший импрессионистов, тем не менее, сказал о картине Кайлеботта, что "столь точная живопись... делает ее буржуазной", что не было комплиментом. Систематическим исключением среди импрессионистов является Дега, который, будучи выходцем из богатой семьи, в своем огромном творчестве вновь и вновь обращался к людям всех сословий за работой. Его балерины - половина его работ (обратите внимание на это слово) - не маленькие буржуазные девочки в классе, а профессионалы, работающие за зарплату. Его знаменитая статуя одной из них, созданная в 1881 году, была скорее антропологическим экспонатом, чем обычной скульптурой. На самом деле моделью послужила одна из "крыс" - оплачиваемых подростков-танцоров кордебалета, принадлежащих к рабочему классу. Эта работа совсем не похожа на обычное для скульптуры почитание сакрального. Напротив, "Мыслитель" Родена (1879-1889) или даже "Бургомистры Кале" (1884-1889) - группа из шести буржуазных фигур, предлагающих себя в качестве заложников воинам-аристократам.
И когда в живописи, романах, а затем и в кино место действия время от времени переходит к человеку за работой, буржуазный человек последних полутора веков подвергается порицанию. Когда-то на буржуазный рынок романисты смотрели благосклонно. Я уже упоминал роман Алессандро Мандзони "Обрученные" (второе издание, 1842 г.) в качестве примера. Середина XIX века стала закатом сочувствия к бизнесмену и его коммерческим силам, солнце которого впервые взошло в нидерландской живописи за три века до этого. В "Моби Дике" (1851), по крайней мере в лице первого помощника Старбака, можно усмотреть либеральный взгляд на бизнес. Но "Уверенный в себе человек" (1857), также написанный Мелвиллом, - нет. Чарльз Диккенс превратился в антибуржуазного писателя в романе "Домби и сын" (1848) и в политического романиста в романе "Тяжелые времена" (1854), так и не вернувшись к своей прежней искренности в отношении получения небольшой прибыли. С 1848 года, с того самого момента, когда бизнесмен вступил в свои права, романисты не отстают. Марк Твен, сам будучи бизнесменом, считал буржуа ворами (впрочем, он считал таковыми почти всех - комичных лжецов, дураков и мошенников). В романах Золя "Жерминаль" (1880 г.) и "Дамский рай" (1883 г.) владельцы угольных шахт и магазинов мягких товаров выставлены в качестве злодеев. Эта тема достигает своего апогея в романах Бута Таркингтона "Великолепные Амберсоны" (1918), Синклера Льюиса "Главная улица" (1920) и, прежде всего, в романе Льюиса "Бэббит" (1922), который до сих пор дает некоторым канцеляристам единственное близкое знакомство с американским деловым человеком. И так продолжалось вплоть до фильмов об Уолл-стрит (1987, 2010).
Аналогичным образом обстояло дело и в других видах искусства и в других видах литературы. В 1910 году Джордж Бернард Шоу вспомнил о Великом обращении 1848 года: