Это загадка. В своей работе "Богема против буржуа: Французское общество и французский литератор в XIX веке" (1964) Сезар Гранья задал вопрос: "Что есть в духовной жизни современного общества, что может объяснить такую интеллектуальную обидчивость, своеволие и ожесточение" среди клерикалов по отношению к буржуазии? ² Его ответом было то, что с тех пор называют "апорией проекта Просвещения", а именно конфликт между свободой и рационализмом в современной жизни. Буржуазия воспринимается такими представителями клерикализма, как Бальзак, Диккенс, Лоуренс, Сартр, как воплощение рационализма. А рационализм, по мнению клерикалов, - это плохо.
Граня, вероятно, был прав. Нетерпение к расчету, как я уже отмечал, стало признаком романтика, обращенного к средневековым добродетелям, начиная с иронии Сервантеса. Однако современные люди, о которых пишет Гранья, заблуждались. Они приняли буржуазную жизнь так же, как мятежный сын принимает жизнь своего отца. Марк Твен: "Когда я был четырнадцатилетним мальчиком, мой отец был настолько невежественным, что я с трудом выносил присутствие старика. Но когда мне исполнился 21 год, я был поражен тем, как многому научился старик за семь лет". Жизнь буржуазного отца не всегда рутинна. Она часто бывает творческой. То, что с XVIII века увеличило доход на человека в богатых странах по меньшей мере в десять, а скорее всего в сто раз, - это изобретательность, подкрепленная коммерческой смелостью, а не рациональная наука. Диккенс ошибался, полагая, что в производственной жизни нужны только факты. Производство зависит от предприимчивости и целеустремленности, далеких от холодной рациональности. Вебер ошибался, считая, что современное государство воплощает принципы рациональности в бюрократии. Тот, кто считает, что крупная современная бюрократия работает "как армия", не имеет большого опыта работы ни в крупной современной бюрократии, ни в армии. Армии не работают как машины, а крупные современные бюрократии опираются на лояльность, далекую от механически рациональной. Фрейд ошибался, утверждая, что современная жизнь заставляет выбирать между принципом реальности и эротизмом. Бизнесмен без эротического влечения, сублимированного в должной мере, мало чего добьется.
Странно, что церковники не вникают в суть деловой жизни. В европейском романе позднего периода его истории бизнесмен, если только он в конце концов не проявляет аристократических или христианских достоинств, почти всегда оказывается картонным дураком. "Человек должен трудиться, / Человек должен работать. / Исполнительный директор - это / Динамичный придурок", - воспевал Огден Нэш в конце этой традиции. Интеллектуалы Запада чутко улавливали бизнес и его ценности.
Экономика, как наука о бизнесе, также была отвергнута, что привело к дополнительной подростковой насмешке над тем, что парень не совсем понимает. В начале XIX века такие писатели, как Маколей или Манцони, читали и понимали новую политическую экономию, признавали силу сотрудничества, входа, арбитража, дефицита и созидательного разрушения. Но более поздние интеллектуалы воспринимали экономику как факультет разума, противостоящий свободе, которую они так любили, и это заблуждение поощрялось разговорами классических экономистов о "железных законах". Или же они представляли бизнесменов как просто искателей особых милостей от Конгресса (так Твен и Уорнер в "Позолоченном веке", 1873 г.). К концу XIX века экономика полностью исчезла из разговора. С 1890 г. ни один интеллектуал не стыдился быть полностью невежественным в вопросах экономики, особенно буржуазной экономики, которой восхищался Маркс, которую он использовал и не использовал. Редкий интеллектуал или романист - Дэвид Лодж, повторяю, или Уилла Кэтер - способен увидеть в бизнесмене нечто иное, чем Другого, которого государственное насилие под надзором клерикалов заставляет отдавать свои незаконно нажитые доходы пролетариату с соответствующими отвлечениями для университетских профессоров и стипендиатов.
Перемены назрели. Восхищаться буржуазными добродетелями - это не значит купиться на рейганизм или "десятилетие Я". Мы должны поощрять проверенное торговлей улучшение, а затем и проверенное торговлей предложение, которое является надеждой для бедных всего мира и в любом случае составляет существенную часть нашей сущности, даже если мы профессора литературы. Такой буржуазный труд не обязательно должен быть эгоистичным, несправедливым или в чем-то еще неэтичным. Аристократический, клубный капитализм, довольный собой, или крестьянский, хваткий капитализм, презирающий себя, - оба лишены добродетелей. Ни один из них не работает. Они ведут к монополии и экономическому краху, к отчуждению и революции. Нам нужен демократический, проверенный торговлей бетчермент типа Whole Foods, который будет воспитывать сообщества хороших горожан в южной части Лос-Анджелеса, так же как и в Айова-Сити. После изобретения улучшений нам нужно демократическое, проверенное торговлей повседневное снабжение. Мы поощряем такие хорошие вещи, начиная разговор о буржуазных достоинствах или, во всяком случае, прекращая банальный и невежественный разговор, в котором без размышлений и доказательств принимается, что экономика развращает.