Глава 36. А голландская буржуазия была добродетельной
Не была Голландия и особенно коррумпированной в своей политике. Напротив. Слово "коррупция" обычно означает "деятельность, связанная с оплатой, которая нам не нравится". Коррупция нарушает наши представления о непруденциальных добродетелях. Это несправедливое, нелюбовное, неверное поведение во имя благоразумия, то есть наживы. Это перетекание профанного в священное. Если мы не социалисты, то не считаем плату за молоко коррупцией. Но по западноевропейским меркам оплата таможеннику наличными под столом, чтобы выйти из румынского аэропорта с нетронутым фотоаппаратом, - это коррупция. Таким образом, "коррупция" - это уже модное слово, обозначающее неприятное корыстное поведение.
По крайней мере, в своей политической риторике Голландия декларировала добродетель и борьбу с коррупцией. Вряд ли это строгий критерий. Но северные, грамотные протестантские государства на берегу Северного моря были примером демократии, по крайней мере, весьма ограниченной "демократии" среди полноправных жителей городов. Голландская республика была оскорблением для окружающих ее монархий, даже более древних и менее достойных подражания мест без монархов, таких как Новгород (до 1477 г.), кантоны Швейцарии, Генуэзская республика и Светлейшая Венецианская республика. В XVI-XVII веках безвластие городов было раздражающим контрастом божественному праву королей, которое с новым теоретическим пылом формулировали испанский Филипп II, затем шотландский/английский Яков VI/I, а затем французский Людовик XIV. Будучи нацией торговцев, а также искренних христиан и крупных покупателей этически поучительного искусства, голландцы подчеркивали то, что в риторике роялистов тогда и высшего духовенства сейчас считается невозможным: добродетельную и республиканскую буржуазию.
В 1764 г. английский сатирик Чарльз Черчилль, друг изобретателя современного английского радикализма Джона Уилкса, написал поэму против всего, что ему не нравилось, выпустив, например, длинный гомофобный взрыв против "катамитов", против французской роскоши и испанского догматизма, против итальянских "душ без бодрости, тел без силы" (все это были общие места). Т.С. Элиот однажды назвал строки Черчилля "глупыми нападками". Но Черчилль делал паузы в своих нападках, чтобы высказать редкую похвалу, которую трудно прочесть как сарказм:
В Голландию, где царит вежливость,
Где сохраняется примитивная Искренность,
И делает стойку, где Свобода в своем течении
Оставила свое имя, хотя и потеряла силу.
Голландия "золотого века" к 1764 году превратилась в менее агрессивную, но все еще богатую страну. И все же:
В этой, как и в других землях, где простая торговля
Никогда не был в одежде мошенника.
Там, где Аварис никогда не смел показать свою голову,
Где, как улыбающийся херувим, Милосердие, ведомое
Разум благословляет сладкоголосый род,
А Жестокость так и не смогла найти себе места,
В Голландию за этой благотворительностью мы и отправляемся,
Который счастливо начинается и заканчивается дома.¹
Первое крупное буржуазное общество в Северной Европе было хорошо известно своей благотворительностью.
Да, но был ли этический акцент лишь показухой? Конечно, голландцы Золотого века не воплощали в жизнь свой рисованный и стихотворный проект добродетели? Конечно, буржуа тогда, как и сейчас, были просто лицемерами, комичными глупцами или злодеями среднего класса в пьесе Мольера, или, что еще хуже, в романе Бальзака, или, что еще хуже, в романе позднего Диккенса, или, что еще хуже, в фильме Пьера Паоло Пазолини или Паоло Вирци, не так ли?
Нет, похоже, что это не так. Ce n'est pas vrai. Ни в Голландии, ни в некоторых других местах. Как сказал один из рецензентов настоящего тома, "злая удача в торговле не обязательно делает людей злыми". Торговля не развратила, например, благотворительность насыщенной торговлей Голландии. "Благотворительность, кажется, очень национальна среди них", - писал в свое время Темпл.² Только квакеры в Англии заботились о своих бедняках так, как это делали жители обычного голландского города. Историк Чарльз Уилсон в 1968 году отметил, что "вряд ли Англия или какая-либо другая страна [по крайней мере, до XVIII века] могла соперничать с десятками богаделен для стариков и женщин, приютов, больниц и школ, содержавшихся за счет частных пожертвований из карманов голландского регентского сословия"³.
Но его интерпретация не дает покоя историкам. Их проблема в том, что историкам, как и всем остальным в эпоху благоразумия, начиная примерно с 1700 года, и особенно в эпоху исторического материализма 1890-1980 годов, было не по себе от риторики добродетелей. Любой акт любви, справедливости или воздержанности каждый раз должен быть переосмыслен как акт благоразумия. "Я помогаю тебе не потому, что я тебя люблю, пойми. Я помогаю тебе, чтобы ты потом помог мне". Один мой близкий и высокоэтичный друг так прокомментировал сюжет о человеке, бросившемся в горящее здание спасать незнакомца: "Да: если я сделаю это для него, он сделает это для меня". Притча о добром самаритянине сводится к корысти.
Одним из проявлений редукции является понятие Токвиля "просвещенный собственный интерес", описанное им в главе 8 первого тома "Демократии в Америке" под названием "Как американцы борются с индивидуализмом с помощью правильно понятого принципа собственного интереса". "Этот принцип, - писал он, - возможно, не позволяет людям подняться намного выше уровня человечества, но огромное количество других людей, которые опускались намного ниже этого уровня, пойманы и сдержаны им". Именно так аристократ мог бы расценить тот удивительный факт, что и буржуа, оказывается, обладают честью. Но аргумент Токвиля, хотя и вызывал всеобщее восхищение, представляет собой ложную аналогию этического поведения с экономическим обменом. Американцы, утверждает он, делают добро из корыстных побуждений. Историк политической теории Люсьен Жауме в своем исследовании о Токвиле отмечает, что более ранняя традиция, идущая от Гельвеция и Руссо, считала, что "добродетель может быть достигнута только путем объединения индивидуального интереса с общим интересом"⁴ Гельвеций и Руссо полагали, что такая общая воля возникнет в результате тайной солидарности, которая с тех пор вдохновляет левых. Токвиль пытался прояснить эту тайну с помощью более буржуазного аргумента из корысти. Однако его ясность - это самоинтерес, понятый неправильно. Такие экономисты, как Манкур Олсон (1932-1998), указывали, что ни один просто эгоистичный индивид, если это то, что нам предлагается предположить, не будет мотивирован на этическое поведение. Позднее нелиберальные теоретики и практики, которые привели бы в ужас Токвиля, осознали, что если на уровне индивидов позиционировать только благоразумие, то общая воля может быть достигнута только с помощью государственного насилия, которое они с энтузиазмом приняли.
Любой историк, который хоть немного прислушивается к мнению современных экономистов, принимает на веру благоразумную риторику мрачной науки, не вполне понимая нелогичность коллективных действий. Например, Энн Маккантс начинает свою книгу "Гражданская благотворительность в золотом веке: Orphan Care in Early Modern Amsterdam (1997) с рассуждения о том, как трудно поверить в альтруистические мотивы у таких жестких буржуа и буржуазии, как голландцы. Сострадательная мотивация перечислений от богатых к бедным, как утверждается, "маловероятна" и "не может быть ни смоделирована, ни рационально объяснена". Под "рациональным" она, видимо, подразумевает единоличное следование только денежному благоразумию. Под словом "смоделировать" она, по-видимому, имеет в виду поместить в рамки Max U, которые были бы удобны для обычного экономиста-самуэльсонианца. Сострадательные объяснения - вопреки г-ну Максу У, - пишет Маккантс, - "не следует легкомысленно отвергать как неправдоподобные". Но затем она легкомысленно отбрасывает объяснения, основанные на сострадании, поскольку неправильно понимает научный метод, хотя и так, как неправильно понимают его некоторые экономисты - альтруизм, по ее словам, обладает "небольшой предсказательной силой". Она усыновила маленького уродливого сироту Макса У., отцом которого стал экономист Пол Самуэльсон в другом здании ее Массачусетского технологического института.