Можно обвинить восток во вмешательстве государства. Но Восток был не единственным местом, где такое вмешательство процветало. В 1618 г. на юге Англии резко сокращается производство стекла в пользу стеклоделия в богатом углем Ньюкасле. Возникает соблазн представить это как пример того, что низкая цена на уголь вызвала сдвиги в лучшую сторону, что якобы является душой экономических стимулов, как упорно утверждал Роберт Аллен (вопреки всей экономической логике и большинству исторических свидетельств).Затем можно узнать, что в 1615 г. король объявил, что для производства стекла должен использоваться только уголь, якобы для экономии пиломатериалов для деревянных стен военного флота, но на самом деле потому, что фаворит Якова I, адмирал сэр Роберт Мэнселл из богатого углем Ньюкасла, добрался до короля первым.⁰ Европе просто повезло, что подобные махинации элиты в конце концов были преодолены проверенными торговлей улучшениями с явно положительной суммой.
Глава 46. Вражда была древней
Торговля и извлечение прибыли, предпринимательство и совершенствование были более или менее презираемы аристократией в пастушеских или сельскохозяйственных обществах и неоаристократическим духовенством в нашем индустриальном обществе. Правда, необходимо осмыслить многочисленные свидетельства о древнем Ближнем Востоке, который, на первый взгляд, является исключением. И все же обычным делом является презрение к торговле. В "Бхагавад-гите", в обществе, где доминировали арийские аристократы, как в "Илиаде", признается, что "те, кто укрывается во Мне [Кришне, Боге], хотя они и низшего происхождения [чем аристократия] - женщины, купцы, рабочие - могут достичь высшего предназначения"¹. Хорошо. Но купцы, тем не менее, были низшего происхождения.
Точно так же торговые китайцы издавна тяготились конфуцианским презрением к сословию купцов, стоящему в иерархии даже ниже крестьян. До 1990-х годов этот несомненный доктринальный факт подчеркивался историками Китая. Теперь некоторые из историков сомневаются в том, что низкий ранг имел большое значение. К настоящему времени материковые китайцы, похоже, преодолели свое презрение, как это удавалось их двоюродным братьям за рубежом на протяжении многих веков. Этот факт наводит на мысль, что причиной бедности Китая было не конфуцианство или китайскость, а управление Центральным царством, особенно при Мин, Цин и Мао. По словам Мокира, конфуцианская традиция презирала новые полезные знания или, как я бы добавил, новые знания, полезные при проверке в торговле. Китайский "коммунистический" реальный доход на человека все еще составляет пятую часть от американского. У китайцев еще достаточно времени, чтобы вернуться к древней конфуцианской идеологии и убить, или, по крайней мере, заболеть, золотого гуся, как это сделали аргентинцы в ХХ веке, как это сделал кустарный капитализм в Японии и как это грозит сделать привычка к регулированию и "не в моем дворе" в США.
Христиане с самого начала своего существования были одними из самых антикоммерческих верующих, в большей степени, чем иудеи, мусульмане, индуисты, зороастрийцы и даже буддисты.² Важными теоретиками экономики в первом тысячелетии христианства были монахи, мистики и отцы-пустынники, в стиле святого Августина отвергавшие просто человеческий город. Отцы-пустынники с их антикоммерческими идеалами оказали большое влияние и на мусульманский мистицизм, несмотря на преклонение мусульман перед купцом-капиталистом из Мекки.³ Главный исторический парадокс данной книги заключается в том, что, как ни странно, именно христианская Европа, медленно после 1300 года и безостановочно после 1700 года, искупила буржуазную жизнь.
Браудель писал в 1979 г., что "когда Европа вновь ожила в XI веке, рыночная экономика и денежная изощренность были "скандальными" новинками. Цивилизация, олицетворяющая древнюю традицию, по определению была враждебна улучшению. Поэтому она говорила "нет" рынку, "нет" извлечению прибыли, "нет" капиталу. В лучшем случае она была подозрительной и сдержанной".⁴ Брейдель ошибался в отношении практической жизни, которая была погружена в рынок. Но он был прав в отношении окружающей идеологии, особенно в отношении экономического успеха. Зиммель хорошо выразил это в 1907 году: "Массы - начиная со Средних веков и вплоть до XIX века - считали, что в происхождении больших состояний есть что-то неправильное. . . . О происхождении состояний Гринальди, Медичи, Ротшильдов рассказывали страшные истории. ...как будто здесь действовал демонический дух".⁵ Зиммель, как обычно, точен. Именно массы, популисты, hoi polloi, придерживаются таких взглядов наиболее ярко. Тюремщик в XIII веке презрел мольбы богача о пощаде: "Идемте, господин Арно Тиссере, вы погрязли в такой роскоши! . . . Как же вы можете быть без греха?"⁶ Вторя Иисусу в его словах о богачах и верблюдах, другой альбигойский ученик Леруа Ладюри заявил, что "те, кто имеет имущество в этой жизни, могут иметь только зло в другом мире. И наоборот, те, кто имеет зло в настоящей жизни, будут иметь только добро в будущей жизни"⁷.
Такое презрение к собственности в настоящей жизни и соответствующее ему презрение аристократов к пошлости проверенного торговлей благосостояния и сегодня трудно игнорировать даже среди элиты, поскольку оно заложено в европейской литературной и религиозной традиции, послужило основой для таких романов, как "Главная улица" Синклера Льюиса или "Нажива" Ричарда Пауэра, и множества фильмов. Крестьянка завидует тем, кто получает прибыль, хотя сама она получает прибыль от продажи яиц. Пролетарий ворчит на своего босса - хотя, став им, он меняет свое мнение. Аристократический барон презирал торговцев, хотя и занимался выгодной торговлей, когда это ему сходило с рук без потери социального положения, как, например, во Флоренции. Историк Майкл Маккормик отмечает, что "позднеримское наследие презрения к торговле", усиленное риторикой современного духовенства, стыдящегося своего буржуазного происхождения, заслонило доказательства возрождения европейской торговли в VIII и особенно IX веках (заметим, на два-три века раньше, чем это сделал бельгийский экономический историк Анри Пиренн в 1925 году или Браудель вслед за ним). "Христианская неприязнь к торговле - если не к ее продолжению - в сочетании с новой аристократической этикой воинской жизни породила правящий класс [и, соответственно, сохранившиеся свидетельства, написанные им или в его честь], который часто был равнодушен, а иногда даже враждебен к торговой жизни"⁸ Это в другой версии продолжило презрение к буржуазии, которое демонстрировали аристократические греки и сенаторские римляне.