В любом случае, антиторговая тема в радикальном монашестве, прослеживающаяся у отцов-пустынников с III по V век и достигшая кульминации в (квалифицированном) презрении святого Августина к Городу Человеческому, эхом прокатившаяся по последующим векам, плохо вписывалась в Европу, возрождающуюся в коммерческом плане с VIII века. Упомянутый мною авиньонский папа Иоанн XXII (годы правления 1316-1334), изучавший право в Париже, с большим подозрением относился к некоторым монахам, прославлявшим бедность. В 1329 г. он утверждал, что владение человеком собственностью параллельно владению Богом вселенной, что, как вы понимаете, является примером того, что человек создан по образу и подобию Божьему. В общем, на фоне многих пап вплоть до недавних, даровавших папскую аристократию мафиозным банкирам, Иоанн XXII был доволен частной собственностью, по крайней мере, если она использовалась в христианских - или, во всяком случае, церковных - целях.
Презрение к труду в Божьем мире также не было совместимо, как заметил недавно историк Джакомо Тодескини в своем важном эссе, с задачей, стоявшей перед папами и аббатами, - "прагматической необходимостью управлять системой церковного имущества"⁶ Однако экономическое теоретизирование церкви не было исключительно корыстным трюком - хотя церкви, облагаемой, скажем, Филиппом Красивым Французским, требовались некоторые корыстные аргументы, чтобы выжить в королевских судах и в придворном мнении. Средневековые врачи церкви разработали обоснование торговли - и это вопреки их наследию от старого Аристотеля, учителя аристократов, или, как я говорю, их более духовному наследию от отцов-пустынников, отвергающих труд и мир, и Августина, - которое подчеркивало, что торговля связана с работой. (Если вы считаете, что покупать дешево и продавать дорого - это не труд, то вам нужно прочитать беспокойную переписку тосканского купца Франческо Датини, 1335-1410 гг.).⁷ Таким образом, то, что все думают, что знают о средневековой экономике, - что проценты были запрещены - на практике оказалось ложью. Работа позволяла начислять проценты, пусть и в завуалированной форме, например, путем валютных операций и фальшивых продаж. Богословы говорили: как Бог трудился, создавая Вселенную, так и итальянские купцы трудились, чтобы заработать свое справедливое вознаграждение. И те и другие отдыхали на седьмой день. Восхищение трудом - главная черта современной буржуазии. И здесь оно легко вписывается в авраамическое богословие, которое, в конце концов, с самого начала, с имущественной сделки Аврама с Господом, восхищалось трудолюбивым отношением к Божьему творению. И немного торговли на стороне.
Тодескини утверждает, что для понимания культурной идентичности бизнесменов позднего средневековья не стоит принимать "принудительное и вневременное разделение мирской и религиозной рациональности или оппозиции между экономикой и моральными кодексами"⁸ Я бы только добавил к его формулировке, что для понимания культурной идентичности современных бизнесменов не стоит принимать принудительное и вневременное (Тодескини имеет в виду "вневременное", то есть "якобы универсальное") разделение мирской и религиозной рациональности или оппозиции между экономикой и моральными кодексами.
Средневековые итальянские промышленники и купцы, о которых рассказывает Тодескини, были не просто христианами, исполняющими пасхальные обязанности. Они работали над своей верой так же, как над своей торговлей. (Но, повторяю, они делают это и сейчас, если только какой-нибудь профессор или писатель не убедил их в том, что экономическая деятельность несовместима с моральными нормами). "Концептуальная грамматика, использовавшаяся в средневековых экономических трактатах... [была] строго связана с богословским языком избрания, спасения и духовной прибыли". В Италии XIII-XIV вв. "тело" торговых компаний (il corpo delle compagnie) представлялось как "мистическое Тело города, как двойник Тела Христа".
Действительно, так и было. В якобы светский век мы, искушенные, агностические и даже антиклерикальные интеллектуалы, не можем поверить в такие разговоры и с ухмылкой полагаем, что являемся свидетелями лицемерия. "Ага, старший Датини: опять попался, притворяясь, что им движет любовь к Богу или хотя бы страх перед адом!". Но, как утверждает Тодескини, почитайте обширные труды и конфиденциальные записные книжки итальянских купцов того времени, и вам придется отказаться от циничной и материалистической гипотезы. Четвертый Латеранский собор 1215 г. имеет для итальянских бизнесменов такое же или даже большее значение, чем просто текущая прибыль, как и Тридентский собор 1562-1563 гг. в мотивах их антипротестантских потомков. В XIII веке даже в буржуазной Италии "понятие "хорошая репутация" (fama)... . глубоко связано с теологическими и юридическими рассуждениями о том, что христиане должны тщательно оберегать чистоту своего гражданского и религиозного "имени""¹¹ Как утверждает отец Августин Томпсон в своей недавней книге об "утраченной святости итальянских республик", коммуны Северной и Центральной Италии в период их демократического расцвета в 1125-1328 годах "были одновременно религиозными и политическими образованиями. . . . Даже самые выразительные оценки политической теории коммун затушевывают ее христианский характер. Церковные и гражданские институты составляли единый общинный организм". В качестве примера он приводит строительство баптистериев, например флорентийского с "Райскими вратами" Лоренцо Гиберти, которые использовались для характерного для итальянских городов обряда народной религии. "Крещение делало детей гражданами как коммуны, так и рая. . . . Эти обряды оказались настолько тесно связанными с республиканской идентичностью, что при установлении князьями сеньориального правления в начале 1300-х годов они уходили одними из первых", - наконец, даже в Генуе и Флоренции старшие дети свободы.¹²
Тодескини согласен с этим: коммуна была "священным обществом" даже среди купцов. "Было бы легко, - пишет он, - недооценить это внимание ... к репутации торговца и определить его как очевидный результат растущего рыночного общества, должным образом озабоченного экономической благонадежностью своих членов: но это было бы ошибкой, ... [очень] редуктивная точка зрения".¹³ Лицемерие или коммерческая ненадежность были грехом против Тела Христова. На устах людей была пословица: "Приобретение ценой дурной репутации лучше назвать потерей". "Кто любит богатство, того я поражу дротиком моим, / Зрение его ослеплю и с неба уйду, / Если только милостыня не будет ему добрым другом, / В аду обитать ему, без конца".¹⁵ И снова "ад" не был фигурой речи среди таких людей. Они дрожали от страха перед ним. Купцы Сиены, Прато и Милана "обязаны были быть богатыми и в то же время благородными людьми"¹⁶, как сегодня купцы Нью-Йорка, Токио и Мумбаи. Донато Феррарио основал в Милане XV века школу богословия, как Прицкеры из Чикаго финансировали больницы, библиотеки и архитектурные премии, и было бы "некорректно и анахронично" расшифровывать "этот выбор как простую и умную социальную целесообразность" - для Донато Феррарио или Дженнифер Н. Прицкер.¹⁷ Евангелие богатства средневекового купца было основано на буквальном Евангелии и на толковании Евангелия докторами церкви. Проблема современной жизни заключается в том, что и циничные доктора экономики, и их популистские оппоненты подрывают евангелие богатства - подрывают насильственным и вневременным разделением мирской и религиозной рациональности.