Некоторые критики жалуются, что его персонажи не развиваются. . . . Такие критики полагают, что новизна интересна и что писатель, изображающий перемены, более искусен, чем тот, кто их не изображает. Однако в мировоззрении Массинджера развитие не является обязательным условием. . . . [Главный герой пьесы] мог бы лучше, считает Массинджер, знать свое место и придерживаться его.⁵
Томас Мор, в 1516 г. рекомендовавший кошмарное общество рабов, которое в конце концов было реализовано в фашизме и коммунизме, был доволен тем, что "использование денег, равно как и желание их иметь, погашено, вместе с этим прекращено множество беспокойств и великих случаев несчастья, И кто не видит, что мошенничества, кражи, грабежи, ссоры, беспорядки, раздоры, мятежи, убийства, предательства и колдовство, которые, правда, скорее наказываются, чем сдерживаются строгостью закона, - все это отпало бы, если бы деньги не ценились больше в мире?"⁶ СССР в мае 1961 г. ввел смертную казнь за экономические преступления, связанные с взаимовыгодным обменом (подобно тому, как в США за экономические преступления, связанные с куплей-продажей некоторых наркотиков, предусмотрено наказание, уничтожающее жизнь), а Китай только в 2003 г. отменил смертную казнь за миллионерство, хотя к тому времени этот закон, как и большая часть его конституции, не исполнялся. Официальное признание частной собственности в Китае произошло в 1998 году.
Как только перо или кисть писателя наполняются, он, кажется, с трудом сдерживает красноречие против торговли, денег и улучшений, проверяемых прибылью на деньгах, которые зарабатывает буржуазия: мошенничества, кражи, грабежи, ссоры, беспорядки, раздоры, смуты, убийства, предательства, колдовство. Традиционная крестьянско-аристократическая неприязнь к буржуазному посреднику выплескивается во всей полноте, как сейчас в высококапиталистической Швеции во многих популярных художественных произведениях и телепередачах.
В Шотландии в 1552-1554 гг. персонаж Deceit в придворной пьесе сэра Дэвида Линдсея A Satire of the Three Estates в пятидесяти четырех строках рассказывает о том, как он, например, помогал купцам обманывать:
Я много раз учил вас, купцов,
Жены с возвышенностей, чтобы соблазнить
В базарный день.
И заставить их думать, что ваш товар был хорош,
Когда она сгнила, то у Руда [то есть у Креста],
И клянусь, что это не так.
Я всегда шептала тебе на ухо,
И учить вас ругаться и сквернословить,
Сколько стоит ваше оборудование во Франции;⁷
Хотя ни одно слово не было правдой. И даже больше:
Я много раз учил тебя хитростям:
Смешивать новое вино со старым. ... . .
Продавать дорого и покупать дешево,
А в мыло подмешать ржаную муку,
И шафран с оливковым маслом.
Пьеса пестрит подобной язвительностью в адрес ремесленников и купцов, неудивительной для того времени из-под пера человека по прозвищу "сэр". Речь другого персонажа, Лжедмитрия, перед тем как его повесят, занимает семьдесят восемь строк, в которых говорится о легких грузах и высоких ценах, предлагаемых горожанами (при этом тридцать строк отведено вороватому пастуху и "доброму простому вору"): "Тогда прокляну я всех пекарей, / Что смешивают хлеб с пылью и отрубями / И муку тонкую с ячменной мукой", и "Прощайте, хитрые кордельеры, / Что продают башмаки дороже", и так далее, вплоть до Барбары Эренрайх и Наоми Кляйн.⁸
Елизаветинская картина мира и "Великая цепь бытия" представляли собой консервативную идеологию или политическую риторику, то есть систему идей и их выражений, поддерживающих власть имущих. Королева Елизавета 28 сентября 1592 г. произнесла на латыни краткую речь перед руководителями Оксфордского университета, закончив ее словами: "Каждый человек должен подчиняться своему старшему по званию. . . . Будьте единодушны, ибо вы знаете, что единство сильнее, а разобщенность слабее и быстро приводит к гибели"⁹ У каждого человека должен быть хозяин, и достоинство каждого человека заключается в повиновении, а не в беспокойном предприятии. Улисс в "Троиле и Крессиде" дает общепринятый анализ:
Степени в школах и братствах, в городах,
Мирная торговля с разделенных берегов,
Первородство и родовитость,
Прерогатива возраста, короны, скипетра, лавры,
Но на каком месте стоит аутентичность?
Убрать один градус, расстроить струну,
И слушай, какой раздор за этим следует. (1.3. 103-110)
Тема шекспировского "Кориолана" та же: Великая Цепь Бытия, выраженная в виде политического тела, и гордость дворянина тем, что он является головой, животом и руками этого тела. Фигура социального тела как защита иерархии, как отмечает Джон Филлинг, была древней.¹⁰ У Шекспира классические персонажи используют ее с энтузиазмом. Сенатор и патриций Менений Агриппа в первой сцене "Кориолана" защищает живот тела, который толпа обвиняет в том, что он берет, не отдавая:
МЕНЕНИУС. Сенаторы Рима - этот добрый живот,
И вы, мятежные члены; ибо рассмотрите
Их советы и заботы, правильно усваивать вещи
Затрагивая общее благо, вы найдете
Отсутствие получаемых вами государственных пособий
Но оно исходит или идет от них к вам
И никак не от себя. Что вы думаете,
Ты, великий палец этого собрания?
ПЕРВЫЙ ГРАЖДАНИН. Я большой палец! Почему большой палец?
МЕНЕНИУС. За то, что, будучи одним из самых низких, низменных, беднейших,
В этом мудрейшем мятеже ты идешь впереди всех.¹¹
Такая благородная гордость не исчезает даже в буржуазной Англии.¹² Но после 1776 года покорность начальству как главный политический принцип, или подчинение большого пальца ноги животу или мозгу, становится менее заметной, чем в 1600 году. В Соединенных Штатах Америки сегодня это утверждается главным образом некоторыми членами загородного клуба.
Итак, в шекспировской Англии буржуазные добродетели не были респектабельными. Скорее, вызывали презрение. (И это несмотря на экономический успех самого Уилла в деле управления театральными труппами). В единственной пьесе Шекспира, где речь идет в основном о купцах, нет похвалы буржуазной добродетели - бережливости. "Изношенная бережливость" Шейлока не похожа на образец поведения, достойный восхищения. У аристократа Бассанио именно отсутствие бережливости, "разорение своего имения", которое само по себе рассматривается как забавное и безупречное - ведь если бы у него были средства, он мог бы соперничать с богатыми и аристократическими претендентами на руку Порции, - побуждает купца Антонио совершить свою глупую кровавую сделку. Вины за это нет, и все кончается хорошо, кроме еврея.
Это не означает, что современники Шекспира не признавали приобретения денег или не хотели их получать. Шекспир брал деньги с посетителей театра за вход в "Глобус". Шекспироведы и их воображаемые персонажи, как и большинство людей любой эпохи, желали, чтобы их было больше. Так было, например, с Бассанио. Но экономическая власть могла достойно выражаться только в аристократическом представлении о том, что лорд Бассанио просто заслужил деньги от своих земель, или займов, или подарков друзей, или удачной женитьбы, или любого другого незаработанного дохода, который он мог собрать и затем славно потратить. Шейлок должен был быть экспроприирован, чтобы обогатить других, не обращая внимания на такие буржуазные понятия, как стимулы к бережливости, труду или совершенствованию, с сопутствующими им добродетелями благоразумия и коммерческой справедливости, которая, как понял даже Шекспир, была основополагающей в Венеции.