— Да нет, — тихо ответил Максимильян, — надо ехать, если позвали. Рано еще борзеть, надо послушать, что скажут.
У Максимильяна была такая решимость докопаться до сути, что Веро немного утешилась. Оперевшись на руку брата, Веро залезла в телегу и мимоходом оценила обстановку: «Ну, все понятно — эконом-класс, кормить не будут». Телега была деревянная, грубо сколоченная, по противоположным сторонам бортов тянулись две скамейки.
Переступив через лежащую без чувств Принчипессу, Веро попыталась подбодрить улыбкой Томми, но только гримаса получилась. Опустилась на скамейку рядом с Хорошей, согнав с места Буржуя. Пес возмущенно оскалился.
— Давай-давай, — процедила Веро, — ты там мне еще скажи что-нибудь недовольное!
Буржуй не стал пререкаться, перебежал на противоположную сторону, запрыгнул к Томми и удобно устроился у него на коленях. Томми раньше такое баловство не поощрял, но в данный момент своей жизни он впал в некоторое оцепенение, и Буржуй решил, что надо ловить момент.
Лошадь глянула через плечо, подняла верхнюю губу, выставив большие зубы, словно ухмылялась, предупреждая о неприятностях, потом фыркнула, замотала головой и, дернув телегу, понеслась вперед. Разгоняться не стала, сразу перешла на четвертую скорость. Мчалась так, словно мстила кому-то.
— Чокнутая, — трясясь, хрипела Хорошая, вцепившись в бортик телеги, и костяшки ее пальцев побелели от напряжения. — Лошадь чокнутая, я таких сразу определяю. Эй, Лошадь, ты там потише, не дрова везешь!
Они мчались по неровной дороге, и вокруг поднималось облако пыли.
— Да беда не в том, что она чокнутая, — еле выдавив, отозвалась Веро, ее мотало из стороны в сторону, и она уже сползла на пол, уцепившись за скамейку, — проблема в том, что она говорящая.
А Лошадь словно только что из кабака вернулась — шарахалась из стороны в сторону, петляла и уводила телегу в ухабы.
Принчипесса продолжала лежать без сознания, иногда перекатываясь с бока на бок. Максимильян, стараясь ее не задеть, переполз в начало телеги и пытался незаметно ухватить поводья.
По всем приметам выходило, что лучший дуэт случился у Томми с Буржуем. Они меньше других страдали от тряски: сила гравитации в виде могучей природы Томми, да еще утяжелитель, в морде Буржуя, прочно удерживали их обоих на скамейке.
Все задыхались и ужасно потели, потому что хотя день близился к вечеру, но стояло жаркое лето, а душа уже смирилась с осенними заморозками, и принять счастье погреться без гарантий и объяснений — душа не могла.
— Да не дергайтесь так! — нетерпеливо кричала в ответ Лошадь. — Думаете, я рада?! Мало того, что вас с утра караулю, так еще теперь два дня на своей пояснице тащить!
— Какие два дня?! — заорали все разом, благо, что к большинству дар речи вернулся. — Лошадь, что ты мелешь?!
— Так до Королевы ехать прилично, — став вдруг невозмутимой, откликнулась Лошадь, — а скоро ночь, в лесу спать хотите?! Да что вы такие недовольные?! Королева не последний человек в государстве, вы должны чувствовать себя польщенными…
…Когда Веро это потом вспоминала, она никогда не могла внятно рассказать, кто и что тогда кричал. Все в этой повозке перемешалось: и собаки, и люди, и ужас.
Но из всех собравшихся Веро почему-то лучше всех помнила Томми. И когда Максимильян, пользуясь своим даром убеждения, почти выпадал из телеги, стараясь перекричать Лошадь, Буржуй хотел ему помочь и лез под руку, а Максимильян отпихивал его ногой и шипел «Уйди», потому что, честно говоря, двух говорящих животных ему в ту страшную минуту было не осилить, так вот Томми, один из всех, сидел и упорно молчал. За время всей этой суматохи, когда в телеге разве что на голове не стояли, он не проронил ни слова. Веро помнила, как обеспокоенно опустилась перед ним на корточки Хорошая.
— Томми! Томми! Ну что с тобой?! Ну, скажи хоть что-нибудь!
Но Томми сидел как в трансе. Он не отвечал и как будто бы даже не слышал, как к нему обращались… И все же в этом хаосе он был единственным, кто проявил сострадание. Он долго, не отрываясь, смотрел на распластанную посреди телеги Принчипессу, а потом спросил:
— А вы вообще проверяли, она дышит?
Буржуй первым замер, удивляясь, почему ему самому эта мысль в голову не пришла. Потом он подпрыгнул, рванулся и подлетел к Принчипессе. Поднял правое ухо, припал к ее груди, долго и напряженно вслушивался. Не говорил ни «да», ни «нет», а потом поднялся и с видом парня, который сделал все, что мог, кивнул, возвращая миру надежду… Потом лизнул Принчипессу в нос.
— Фу-у-у… — тут же пришла в себя Принчипесса, — фу-у-у, Буржуй.