— Ого! Гюзель завалили. Это вы зря — моя была добыча. И вообще — кто разрешил на моей земле промышлять?
— Э, слушай, она первая начала, да! — высунулся было Гоча, но тут же огрёб весьма весомо по шее.
— Вяжите их, дома побеседуем, — распорядился Соловей. — Мясо приберите, тут с говном центнера два вытянет. И на дворе ещё. Фу, — он брезгливо обтёр о труп кончик сапога, — кровищи-то напустили! А где этот… Мышиный жеребчик, самец ейный?
— Сбежал Коковихин, — раздался из дверей густой бас с грузинским акцентом. — Кучу навалил и сбежал, как пёс!
— Слушай, зачем так туго вяжешь! Дзалиан мцкенс!* (Мне очень больно (груз.) — крикнул хитрый Махач, с расчётом быть услышанным соплеменником.
— Картвели? — подойдя, спросил его тихо на ухо могучий бородатый абрек. Гоча что-то взахлёб забормотал ему на родном языке. Но тут всех троих пленников спеленали как младенцев, перетащили в сани и повезли куда-то, побрякивая оружием и освещая дорогу сквозь ночной лес мечущимися среди ветвей сполохами факелов.
ГЛАВА 28
Вставайте, мои копьеносцы,
И дол оглядите кругом!
Стрелки мои, метко стреляйте,
И недруга мы разобьём!
Сестра Перепетуя, запрятав бумажку с сообщением Бармалею от Иконы, пробиралась в Зачатьевский монастырь дворами. От чёрных можно же ожидать всякого. Для них и монашка — пожива. Затащат в джип — и поминай, сестра, как звали. Она нырнула в знакомую дыру в заборе — и неожиданно была сбита с ног сильным ударом по затылку доской. Отрубилась разом — и уже не почувствовала, как Агнесса затягивает на её шее мёртвую петлю капронового чулка.
Переодевание в монашеское заняло пару минут. Прочитав бумажку, Агнесса удовлетворённо хмыкнула и надвинула на глаза клобук. Есть теперь с чем явиться перед авторитетом. А там — на сексапиле прокатим. Мужик — он всегда мужик.
Вор в законе запал на неё сразу — даже читать не стал, что там Икона накорябал. Только когда слез с женщины и отдышался — был Бармалей не по возрасту плотен — прочёл и узнал, что есть тема. Что Вика Солнцева — дочка известнейшего олигарха — едет с Махачем и каким-то ментом на лошадях в направлении норд-вест. Агнесса тему подтвердила.
— Ну, и что? Берём? — Бармалей затянулся после успешного секса сигарой.
— А хули! — Агнесса кивнула. — Вперёд и с песней!
Сборы заняли совсем немного времени. Агнессе только пришлось переодеться в привычное — у запасливого Бармалея в загашнике нашлось немало разного бабского тряпья.
Снегоход «Буран» взревел и устремился по снежной целине. Доехала до Маракуева парочка всего за полсуток. Тут и Коковихин как раз выполз из кустов навстречу. Слюни, сопли и слёзы мешались на лице старого людоеда.
— Карловну убили! Ничего святого! — мазал выделения по лицу Михайло.
— Что это? — Агнесса была неприятно поражена видом ползущего по дороге старика. — Пристрелить урода?
— Не спеши. Поди, чего и расскажет, — Бармалей втащил за шкварник несчастного в снегоход. — Всё бы тебе расстреливать. Это ж люди. Они ж живые. Бог накажет!
Въехали в Соловьи-4 — как показал прочухавшийся Коковихин, бывшее когда-то селом Плевки. Там, в пустующей избе, он и был подвергнут допросу с пристрастием. Выяснилось следующее: бывший участковый Соловей объявил себя в свете наставших событий помещиком, собрал банду каких-то отморозков, и всех крестьян назначил своими крепостными. Дань собирает едой, девками, самогоном и всем, что ни на есть ценного — всем, что горит и движется. Человечины, правда, не употребляет принципиально — отдаёт её на корм свиньям. За неповиновение порет публично под гармонь, а телохранитель его, грузин Гегечкория, чуть что — просто сворачивает любому непокорному голову — такой могучий грузин уродился.
— Хм… В моей губернии, — почесал в голове Бармалей, — Пока что здесь главный я. И никаких Соловьёв тут не будет, пока я жив. И грузинòв не потерплю. Распустились!
— А Вику эту, тварь гламурную, я лично пошинкую в капусту! Давно до неё добираюсь! — плотоядно добавила от себя Агнесса. На том и сошлись.
Соловьиное гнездо решено было брать штурмом. Оставался вопрос, — какими силами.
— Пять деревень. Как минимум, сорок с чем-то мужиков. Всем им Соловей поперёк. Коко, что с оружием? — Бармалей умел решать вопросы жёстко — оттого ещё и был жив, оттого и ходил в авторитете.
— Ну, стволов-то найдём, — сощурился Михайло. — Только что вот мне за это причитаться будет?
— Во-первых, жизнь, — отрезала Агнесса.
— Ну, жизнь. После того, как я Гюзель потерял, мне жизнь не больно мила. Предложили бы чего посущественней.
— Хм… Никак, мосье философ? А если я тебе прямо сейчас вот этим тесаком снесу башку? — Агнесса красноречиво поиграла в пальцах большим мачете. Странно, однако сработало — Коковихин струхнул и скис.
— Так бы сразу и говорили. Пойду по домам тогда.
— Иди уже. А то туда же — о смысле жизни… Много текста!
Через сутки тридцать девять мужиков из пяти деревень, именовавшихся по-новому Соловьями, собрались на обговорённой заранее лесной поляне. Михайло роздал оружие — двенадцать стволов, всё, что запасли с Гюзелью. Ещё у восьми было своё — в основном двустволки. Остальные вооружились кто чем — дубинами, вилами, топорами, сапёрными лопатками. Мужики были настроены решительно — Соловей всех достал. Девок уже во всей округе не осталось непорченых. Грузин ещё этот — гад, чурка с гармонью. Короче, накипело.
Шли цепью, след в след, Агнесса с Бармалеем на снегоходе малой скоростью возглавляли шествие. Коковихин, кряхтя под тяжестью ручного противотанкового гранатомёта, тащился позади всех. За Гюзель придётся кому-то ответить, и ответить крепко.