Никифор перевесился из кабины. Чёрный треугольник двигался за ними следом, разрезая зеркальную гладь. И тут сеньор Гаспачо вытянул из кармана шестую гитарную струну — традиционное оружие профессиональных убийц — и, накинув ему на шею, принялся обеими руками душить, намотав на кулаки концы. У Ника выкатились глаза, и он захрипел. Здесь бы ему и настал привет, — да только дон Падло недооценил возможности любящей женщины. Мария Чубак, дремавшая до того в задней секции кабины, вдруг вскинулась — то ли хрип убиваемого её пробудил, то ли шестое чувство. На автопилоте схватила первое, что подвернулось ей под руку — пустую квадратную бутылку из-под текилы. Любовь победила смерть — дон Гаспачо с пробитой в области виска головой кувырком вылетел из кабины самолёта в океан. Удар был так силён, что Ник чуть было не последовал за своим убийцей, однако был схвачен Машей за руку.
— Уф-ф! И чего это он вдруг? — залепетал губернатор.
— А ты на себя в зеркало давно смотрел? — обессилевшая Машка тяжело дышала ему в лицо.
— Да зачем мне? Я, кажется — ик — не женщина, чтоб на себя пялиться.
— Ты, Никифор, разъелся, как хряк. Сожрать этот дон тебя намеревался, вот чего. Видать, крыша съехала от голода и жары. Вот чего.
— Гляди-ка, а ведь он ещё бултыхается. Спасём, может? Ну, свяжем там, чтоб не бузил.
— Ох, Никифор! Я всегда говорила — доброта тебя сгубит.
— Маша, я не могу смотреть, как тонет человек. Не могу. Тем более — помнишь, где он спрятал свои драгоценные зубы?
Черных свесил руки в воду, ухватил беспомощного дона за волосы, и рывком попытался выдернуть утопленника. Попытка удалась не с первого раза. Голова и туловище, было, уже вынырнули — но тут же и канули обратно. Там в глубине что-то хищно бурлило и тянуло вниз. Черных покрепче захватил подмышками, поднапрягся. Однако снизу не пускало, дёргало рывками. Потом, наконец, выпустило — и опешивший Ник вдруг втащил из воды в кабину ровно половину человека. Маше стало дурно — от бывшего сеньора Гаспачо осталось не так уж много. Кровь стекала из живота сгустками пополам с водой и дерьмом. Гигантская оскаленная чёрная клиновидная голова с несколькими рядами треугольных зубов мотнулась, выкинувшись в воздух на полметра. И нырнула обратно, взметнув фонтан брызг.
— Отпусти его, что теперь… Пускай тварь подавится, — Машка была в трансе от увиденного. Потом они долго ещё лежали в кабине, обнявшись. Сколько — неизвестно. Просто долго. Потом небо вдруг потемнело, и над океаном что-то плотно сгустилось. Альбатросы раскричались тревожно — и куда-то сгинули. Потом гигантская гора воды вздыбила ставшую вдруг хрупкой посудину под небеса — и грубо вышвырнула на белый песок лагуны.
Это и было то самое цунами, о котором столько лет ещё потом с ужасом вспоминали жители островного государства Науру. Океан сперва отступил — потом вновь нахлынул горой, оставив на пляже в качестве презента жителям, среди груд мусора и трупов морских гадов и людей непонятную лодку с переломанными крыльями и двумя телами внутри кабины — толстяка и миловидной белой женщины.
Для справки — сей крошечный островок под протекторатом Австралии знаменит доныне лишь в одном смысле — как самое маленькое государство в мире. Когда-то англичане, а после них немцы пытались разрабатывать науруанские фосфоритовые рудники. Выработали в итоге всё до донца, оставив после себя практически лунный пейзаж. Тогда семнадцать племенных вождей решили пойти в ногу с веком — надо же чем-то кормиться. Объявили парламентскую республику — и первыми в мировом сообществе признали Абхазию, как независимое государство. Перепал им от Петина за всё про всё миллион рублей. Не густо, что и говорить. В российской провинции хрущовку за такие шиши не купишь. А поделить на семнадцать — так и вовсе слёзы. А шаманы ведь народ непростой — этому ожерелье из ракушек, тому девка новая приглянись. А девки нынче и на островах Океании в цене — со стариком ни в жисть не лягут, хоть ты будь самый распрошаман, если зубы проел… Короче, требовался некий свежий ход. И Кочои этот ход вычислил. Давно сей старец ждал своего часа. И тут, обследуя пляж после разгула стихии, нашёл, что искал.
— Люди! — провозгласил он, вбегая в селение в своём ветхом мало* (национальное одеяние островов Океании), — Большая волна принесла нам неизречённую радость!
Народ повёлся не сразу — привык уже к разводкам со стороны племенных старшин.
— Какая радость может случиться от большой беды? Ты, Кочои, всё перепутал. Ты глуп. У нас погибло семь рыбаков и одна девочка. В селении траур. Иди уже.