— Молись своему богу, Солнцева, что мне сейчас не до тебя! — Агнесса, с чёрным от копоти лицом, бессильно погрозила ей вслед из-за деревьев автоматом. — Ну, чего встали? Идите, гляньте — жив ли! — она показала на торчащие из сугроба ноги Коковихина.
— А ты чего, в натуре, раскомандовалась? — попытался было выступать Гоча. — Мы тебя от смерти спасли, женщина.
— Смотри, как бы на эту ночь тебе у нас женщиной не стать! — Агнесса, прильнув к могучему Гегечкории, ласково защекотала ему проворными пальцами в промежности.
— Да, Гоча, не в службу а в дружбу — пойди, глянь, что со стариком, — пробасил абрек.
— Порядок! Зажмурился, — вернулся через пару минут Махач, запихивая что-то в задний карман брюк.
Ночь они провели в заброшенной лесной сторожке, причём Гоче постелили за перегородкой. Он долго не мог уснуть, поневоле слушая пыхтение Гегечкории, прерываемое то и дело животными всхлипами и завываниями распалённой самки. Когда великан устал и захрапел, Агнессе на самом деле стоило больших моральных усилий не перебраться к нему за перегородку. Но она этого не сделала — из воспитательных соображений.
— Jedem das Seine! — мстительно думала дама пик, слыша сквозь сон, как одинокий Махач монотонно удовлетворяет себя.
Утром она довела до своей новой команды план действий. Каждому участнику в случае успеха были обещаны золотые горы. Не то, чтобы Агнесса поверила Сыркову — она, кажется, с детского сада не верила никому. Просто, вступив в игру на его стороне, она рассчитывала в ответственный момент, по обыкновению, пальнуть в люстру, перемешать на столе фишки — и сделать всех. Тем более, что Мандализа Греч всегда вызывала у неё при взгляде в телевизор примерно ту же реакцию, что и внезапно ускользнувшая из рук Виктория Солнцева.
ГЛАВА 35
Там дышат груди молодые,
Вздымаясь тихо в сладком сне.
Как эти лебеди речные
На тихо зыблемой волне.
— Значит, с Абхазией у вас уже, говорите, дипотношения? — оживился Черных. Он, благодаря своему новому китайскому другу, был теперь переодет из травяной юбочки во вполне пристойные светлые шорты и гавайскую рубаху с пальмами. Бороду решено было не сбривать — Цзю обмолвился, что так он в профиль напоминает Хемингуэя.
— Да, — с достоинством ответил тщедушный чиновник с обезьяньим личиком. — Все семнадцать членов национального парламента как один проголосовали «за».
— Выходит, на острове должен быть российский консул?
— Консул имеется, — вздохнул официальный представитель молодой науруанской демократии. — Но в Австралии. А нам за всё про всё перепало тридцать три тысячи долларов. И те сразу же растащили племенные вожди. Да ещё вот это, — чиновник безнадёжно махнул рукой в пыльный угол административного бунгало. Большая — с него ростом — кукла застенчиво улыбающегося большеглазого медведя напомнила Никифору нечто до боли родное — из безоблачного детства. Он подошёл поближе — так и есть. На искусственном мехе толстенького Мишиного животика читался чёткий отпечаток пяти оторванных чьей-то жадной рукой олимпийских колец. Одно кольцо — дюралевое — правда, имелось сзади — для крепления строп. Так вот куда тебя занесло, наш ласковый Миша, со стадиона «Лужники» в 1980-м на связке воздушных шаров! Помнится, дошкольником маленький Никифор на даче перед телевизором спрашивал у отца: «Пап, а куда он полетел?» — и замирал от невозвратности медвежьей судьбы. Отец, хотя и кагебешник, ответа не знал — либо утаивал.
— И выбросить неудобно! — прокомментировал чинуша. — Всё-таки Россия подарила.
— Я покупаю у вас этого медведя! — Черных, сморгнув ностальгическую слезу, привычно полез в карман за бумажником. Увы — там нашлось лишь размокшее удостоверение губернатора К. области со вложенной в него пачечкой стодолларовых купюр — уже не имевших хождения. Чиновник государства Науру поднёс к глазам красную корку, делая вид, что разбирает расплывшуюся от морской соли кириллицу.