Жирноевский, поднявшись из клумбы с разбитым носом, по-быстрому куда-то слинял, и Черных, всеми покинутый, отрешённо вышагивал вокруг фонтана, целиком положившись на русский «авось». Вот у сквера притормозило такси, хлопнула дверца, как могут они хлопать только в России.
— Держи, мартышка! И помни доброту Ивана Хитрова!
Никифор вздрогнул и съёжился — этого засранца только тут не хватало. Ему захотелось стать размером с горошину или провалиться сквозь землю: «То-то будет позору, если он меня опознает, здесь и в таком виде…». А вновьприбывший, хамовато хлопая местных шлюшек по худощавым попкам, уже явно пробирался к нему.
— Кыш, мелкие! — снисходительно басил гость в ответ на их зазывный щебет, жирно усмехаясь в русую бороду. — Я ж своим струментом любую из вас напополам разорву. — А вот эта дама в самый раз по мне будет! Вот она-то мой размерчик выдюжит!
— За четвертак поладим, пышка? — с этими словами авторитетный бизнесмен Иван Хитров игриво пощекотал под подбородком у своего бывшего губернатора.
— Пятьдесят! — писклявым капризным голоском отозвался Черных, надеясь отпугнуть нежеланного ухажёра ценой.
— Э, да мы никак земляки! — бурно возликовал Хитров, и Ник понял, что прокололся, ответив по-русски. — Ну, за такое богатство и полтинника не жаль, — он игриво ущипнул губернаторскую ягодицу. Как звать-то тебя, подруга?
— Маша, — брякнул наугад губер, зачем-то походя осквернив имя своей возлюбленной.
— Слышь, Масянь, давай-ка для начала дербалызнем по маленькой за знакомство! — крепко прихватив Ника под локоток, бизнесмен увлёк его в направлении ближайшего бара. Опрокинув в себя у стойки стакан вискаря, Хитров уставился в лицо Никифора бычьим взглядом.
— Не обижайся, но на кого-то ты, подруга, реально смахиваешь… — Черных напрягся и в один глоток осушил свой стакан. — Ага, понял! — Иван захохотал, хлопая себя по ляжкам. — Да ты ж вылитый наш губернатор Черных. Тьфу, мудило, либераст херов! Завод органических удобрений, считай, из-под жопы у меня выдернул. У меня, у Ивана Хитрова! Да наша семья — русские купцы в восьми поколениях. В честь Хитровых был назван рынок в Москве и аэропорт в Лондоне. А тут какой-то заезжий дерьмокрад, либерал-губернатор… Обидно, ты меня понимаешь, пупс! — он разлил остатки скотча по стаканам и, изобразив брудершафт, смазал Никифору помаду на губах.
— А знаешь, я что придумал? — воодушевился бизнесмен, скручивая горлышко второму флакону. — Давай я буду звать тебя Никифором. Кладу полтинник сверху, а ты должен отвечать мне: «Рады стараться, ваше степенство». Запомнил? Ох, как мне приятно будет впердолить Черныху!
По мере того, как Хитров напивался, Нику пришлось выслушать ещё немало лестного о прежнем руководстве страны и о себе в частности.
— Слава богу, теперь всё — докукарекались пидоры. Петина, главного мазурика, упекли-таки в мавзолей. Не-ет, что ни говори, а государыня — девка правильная, дай ей бог здоровья! — разглагольствовал на весь зал пьяный купец. Для Никифора всё это было новостью — в своих скитаниях по островам он даже не подозревал о переменах в политических реалиях России. Увы, чтобы не выйти из образа, пока приходилось слушать и помалкивать.
«Вот пойдёт в сортир — налью ему в стакан клофелину!» — мелькнула под зелёным паричком злая криминальная мысль. «Нет, позже. В номере. Надо его как следует напоить — глядишь, до «рады стараться» дело и не дойдёт…».
Хитров между тем продолжал выворачивать перед ним пьяное нутро.
— Вот ты прикинь, Никифор! Мне этот их кризис — тьфу! У меня бабки крутятся в Европе, в ночных клубах. Ну, и там по мелочи — наркота, шлюхи — извини. Но у меня — веришь, нет? — по родине тоска, как берёзку увижу — выть хочется. А как я в Москве покажусь? Чем поклонюсь государыне? На меня ж дело уголовное завели суки-либерасты. Приеду — а меня заместо баронского титула — да в кандалы! Вот и не еду.
— А что государыня — подарки любит? — осторожно осведомился Черных.
— Ну, не деньгами ж мне царице-матушке взятку совать! — замотал головой пьяный Иван. — Их у неё, родимой, всяко больше, чем у меня. Нужен какой-то, понимаешь, жест! Что-нибудь этакое! — он неопределённо повертел в воздухе пальцами.