— Меня преследует полиция, — стал объяснять Никифор свой непотребный маскарад. — Только это подстава. На самом деле я ни в чём не виновен…
— Но насчёт медведя — всё у нас в силе? — встревоженно спросил Хитров.
— Разумеется! Всё, что нам нужно сейчас, — Ник обнял за плечи Машу, — это добраться как можно скорее домой.
— Раз пошла такая пьянка, — купец почесал пятернёй в бороде, — бизнес-класс лично для тебя отпадает. Свинтят в аэропорту. А полетишь ты у меня, мил человек, в багаже.
Он расстегнул молнию на спине Миши до упора, и Никифор был общими усилиями не без труда утрамбован в медвежье нутро. Перед тем, как застегнуть замок, Курт Гибель в знак примирения сунул ему туда банку «кока-колы».
Выслушав сбивчивый доклад малютки Шом-Пу, св. Катрина распорядилась взять под особый контроль все выезды из города. Сама же двинула в аэропорт — ясно, что объект, спрятавшись в мохнатом контейнере, наверняка проследует через багажное отделение. Там у неё имелись свои люди, давно задействованные Петрой в Большом наркотрафике. Буквально через час она получила ориентировку — олимпийский Миша объявился на терминале и будет отправлен рейсом в 22–40 на Москву. Кажется, святой Вомбат услышал её молитвы — она с благоговением вспомнила его аватар, чудесно явившийся ей на съёмном пятачке у фонтана. Теперь все хлопоты позади — опасная грешница сама долетит по назначению, остаётся только встретить груз в Шереметьево-2 и передать в руки Пёдора. Катрина взяла билет эконом-классом на тот же рейс и, тепло распрощавшись с бангкокскими коллегами, успешно прошла регистрацию и заняла своё место в кресле у иллюминатора.
Никифора в недрах медведя сморило, и где-то над Китаем он погрузился в тревожный сон. Проснулся от острого желания «по-маленькому» — не нужно было пить проклятую колу. Мочиться в олимпийскую святыню не представлялось возможным по гигиеническим соображениям, и тут он вспомнил про клизму в сумочке. Выдернув пластмассовый носик, он аккуратно наполнил грушу до краёв — и водрузил пипку на место. Порядок. Потом поспал ещё часок — и проснулся только, когда медведя уже передвинули на электроподъёмник и повезли в Шереметьевский багажный терминал. Святая Катрина, взяв в автоматической камере хранения приготовленный для неё пистолет, пошушукалась о чём-то с жеманным офицером таможни — и устремилась следом за жертвой. В гулком зале багажного отделения не было ни души — она хищно обошла олимпийского Мишу вокруг и, держа пистолет в правой руке, левой резко расстегнула молнию, ожидая увидеть там перепуганную Машу Чубак. Вместо этого её потрясённому взору предстал сам святой Вомбат в своей славе — но лишь на долю секунды. Тут же в глаза св. Катрины, ослепив, ударила едкая струя мочи из резиновой клизмы. Закрыв ладонями лицо, она в трепете повалилась на колени.
ГЛАВА 40
На этот раз, насколько разумею,
Тебе могилу роют — не траншею!
Тем временем напряг между членами экспедиции достиг своего апогея — в соответствии с наилучшими ожиданиями сэра Бороффа и Петры Скандалли.
Макс Стечкин, расстреляв по пустым бутылкам обойму выданного государыней «Магнума», и не попав ни во что ни разу, впал в глухую депрессуху, сплюнул на снег и отправился в чернолесье — с горя облегчиться по-большому. Мандализа не удержалась — прицелясь один раз с локтя, твёрдо выбила из своего проверенного «парабеллума» пять из пяти. После чего присела, скрестив ноги медитативным кренделем, к костру, где Маргоша уныло перемешивала тушёнку в котле с макаронами. В лесу быстро темнело.
— Не грусти, бэйби! — коричневая мисс обняла за плечи юную подругу и принялась утешать её, умело действуя как нежными пальцами, так и медовыми речами. Девушка не осталась равнодушна к дружеской ласке — её коротко стриженая головка прильнула к груди искусительницы, носик захлюпал.
— За что он со мной так! — обиженно разревелась Маргоша. — Первый раз в жизни влюбилась — а тут он с этой пидораской… Изменщик! Ну, ясно — я же блядь тупая, вокзальная, — а он весь из себя — писатель, постмо… дермо!
— Постмодернист. А ты ему тоже измени! — посоветовала искушённая в любовных делах Гречиха.
— С толстяком гороховым? — Маргоша подняла на неё зарёванное детское личико. — Я уже подумала. Ага! А царицка узнает?
— Так мы ей и сказали! — заговорщицки подмигнула подруге Мандализа. На том бабы и порешили своё. «Надо всех этих русских перессорить окончательно — до цели уже меньше полста камэ», — коварно потирала про себя обезьяньи ладошки коричневая бесовка, как вдруг тьму разорвала автоматная очередь.