— Уже там, — улыбнулась уголком рта старшая подруга, подливая в хрусталь щедрей. — Ну, а та, что прилетела с ним, дочка свина шепелявого — Чубака?
— Это Машка-то? Ништяк, девка прикольная! Как дала опричному в кадык — тот и лапти склеил — конкретный гамаюн. Гы! Повелю — и будет у меня лейб-шутихой — а ещё пускай драться меня научит. Я тоже хочу, как она — йопс! — йопс!
— Это Изю окучивать? — соблюдая осторожность, продолжила тихую разведку мадам кардинал.
— Ну ты дура ваще! — хохоча, откинулась на троне Лариска, швырнув бокал в окно Грановитой палаты. — Кого? Сыркова? Пускай ваши жидомасоны его кушают и какают — он мне ваще по жизни не интересен, говна пирог! Поняла? Гришу Скоцкого, чтоб не выступал, его хочу — раз! Макса Стечкина — два, если, конечно, вернётся. С Гришкой стравлю — пускай за меня бьются на дуэли. По-рыцарски — мне Николаич рассказывал, как надо. На десяти шагах, или через платок. Шпага против пистолета, как-то там. Наливай, не помню. Хотя у Макса толще, а граф зато более дерзкий. В общем, ты поняла!
— Примерно, — умудрённо поцеловала её в губы Петра. — А как звучит имя реального героя?
— Гоча! — разревелась Ярославна, упав ей на грудь и орошая брабантские кружева папского легата августейшими соплями. — Он грузин, и вор…
— Эко чем удивила — все они… В той или иной степени. И где он сейчас? Жив хоть?
— Кабы знать! Снится, паразит. Я чо могу сделать? Как дам вот счас пяткой в лоб! Меня Машка научит. И всё!
— Понято, — перевела стрелки Скандалли, — Пошли к Машке. Да ну же, пьянь! Встали, пошли!
— Петрусь, ты прелесть, что не ревнуешь. Держи меня за подмышки, дура! Я сегодня падаю. За это — поцелуемся. Идём к Манюне, её мой дядька сторожит…
Увы — камергер и великий князь Лев Николаевич Романов, оставленный полчаса назад наедине с Марией Чубак за оживлённой дискуссией об этногенезе, уже не сторожил. Он лежал навзничь на ковре бесформенной кучей — и мушка-дрозофила, жужжа, ползала по голубому приоткрытому глазу аристократа, что-то там откладывая. Ермолка закатилась под канапе — и Петра её злобно пнула…
— Суккуб! — выматерилась она на свой лад. — Всё из-за тебя.
— Петруня?
— Молчи! — Лариска, отхватив от кардинальши жёсткую оплеуху, рухнула на ковёр и принялась, вздрагивая, по-русски выть над дорогим покойником.
ГЛАВА 43
А баба хваткою берёт.
Ни в чём запрета нет. Вперёд!
Вика с Антоном на броне окончательно окоченели, а странный танк всё ломил и ломил сквозь тайгу по каким-то просекам.
— На север забирает! — определился по солнышку Красков. — Нам туда не надо.
Они ехали уже третьи сутки, на привалах экипаж отмалчивался, и было непонятно, куда их везут, и в каком качестве. Пленные — не пленные? Попутчики? Заложники? Бежать-то всё равно некуда — во все стороны лес стеной. Наконец машина фыркнула и замерла возле каких-то заснеженных развалин.
— Пойди, глянь, что там! — дед Буржуй махнул рукавицей в сторону руин. Антон коряво сполз с брони, почти не ощущая затёкшее тело, и побрёл, взрывая берцами целину, искать вход.
— Чисто!
Барак оказался брошенной лесопилкой — здесь и решено было ночевать. Дети занялись привычным делом — Анюта суетилась у костра, а черномазый бесёнок полез ковыряться в моторе. Воспользовавшись этим, Вика крепко взяла деда под локоток.
— Простите, не знаю, как к вам обращаться…
— Буржуем люди кличут, — буркнул старик. Вика хмыкнула — кого-кого, а буржуев она за жизнь навидалась — сама, можно сказать, та ещё буржуйка.
— Мосье Буржуа! Не согласитесь ли вы объяснить, наконец — на хера мы вам сдались?
— А я знаю? — отозвался загадочный дед. — Тут как масть выпадет.
— Если можно — поподробнее, — Вика заметила, что пародирует бывшую себя в роли телеведущей.
— Подробнее — мне твой мент, в натуре, вроде как на хер бы не нужен. Мне с ним, по понятиям, на одном поле срать западло. А с другой стороны — тоже боевая единица.
— Ну, а я? Зачем меня у бандюков отбивали?
— А поиметь тебя хотел.
Вика, сощурясь, окинула презрительным взглядом его плюгавую фигурку.
— Да теперь, по ходу, вижу — не судьба.
— Ну то-то же. А вы, я погляжу, шалунишка, Буржуа?
— Тьфу ты! — старый вор в сердцах сплюнул в снег. — Да на бабки я тебя хотел поиметь. На связи твои кремлёвские. Всосала? А теперь всё, хана.
— Что — хана?
— Всё. Накрылись твои миллиёны медным тазом. А связи твои в мавзолее под стеклом преют. Так что на хера я с тобой вожусь — и сам не пойму. Таскать — геморрой, а бросить жалко.