… Звание авторитета в уголовном мире даётся пожизненно, если только ты сам его не уронил каким-нибудь беспределом. Буржуй не уронил, и с ним продолжали советоваться, даже просили в сложных случаях «развести рамсы» — то есть найти справедливое решение по понятиям, хотя он уже много лет, как отошёл от дел. Начинал он в шестидесятых, как вор-тихушник с техническим уклоном, и погоняло своё получил за то, что появился как-то на Крещатике в Киеве за рулём открытого автомобиля в широкополой шляпе. Если честно, без понтов — просто срезал автогеном крышу у «Крайслера», позаимствованного из гаража торгпредства Бурунди. Но и этого тогда хватило, чтобы прогреметь на весь блатной мир — и, разумеется, загреметь на первый свой солидный срок. На зоне Буржуй устроился в мастерской и, в общем, не бедствовал. Но дожидаться конца отсидки показалось ему скучно, за околицей ждали… И он скрылся из рабочей зоны, перемахнув ограждение на собранном из двух бензопил «Дружба» вертолёте собственной конструкции. Ему добавили два года — по году за двигатель — но авторитет его вырос после этого неимоверно. Буржуй стал тюремной легендой. Выйдя на волю, он брался только за такие дела, где можно было реализовать свой недюжинный потенциал. Его постоянной напарницей была рыжая бесовка Нана по кличке Технология, профессорская дочка из Москвы. Говорили, что у них любовь… Из-за такого чванства Буржуй рано или поздно попадался — по почерку. Нану он не сдал ни разу. А вот она его… Ну, да кто старое помянет…
Выйдя на волю в последний раз в начале девяностых, Буржуй — вор-романтик в унылом лагере социализма — не узнал страну, в которую попал. Раньше он воровал у быдла — и на этом основании был горд собой. Теперь воровали все. Воровало быдло — от бомжа до премьер-министра, воровало тупо, как к себе домой — не стесняясь и не гордясь. Это был плевок в лицо романтика. Буржуй запил, задумался — и завязал воровать. Сохранив старые связи, он изредка консультировал братву на правах авторитета — но всю свою энергию посвятил отныне детям. Ему было, что им передать. Один депутат из блатных — Митя Ростовский — помог с помещением и документами, и Буржуй обосновался на улице Воровского в бывшем военном ангаре, получая от Министерства образования минимальный оклад, как руководитель кружка, и негласный иммунитет от всякого рода докучающих проверяющих.
Гоча Махач, в голове которого после разговора с непростым дедом перемешались «Мерсы» с мигалками и носки с люрексом, решил по такому случаю взять до дому такси. Думать лучше в комфорте. Он прокручивал тысячу и один сценарий знакомства с Викой Солнцевой, и все они неизменно заканчивались почему-то анальным сексом на рояле. При чём тут рояль, он сам не понимал. Рояль был то белый, то лаково-чёрный, а один раз — розовый.
— К подъезду! — махнул он шефу, небрежно протягивая стольник, — сдачи не надо.
Вышел на плохо освещённый двор — и не поверил своим глазам. Лариска — ну да, его Лариска, лярва — он пока ещё не ослеп, — нетвёрдой походкой, в криво застёгнутой курточке ковыляла на каблуках к массивному джипу, а по бокам её крепко придерживали под локотки двое невзрачного вида крепышей.
— Менты? — метнулось в мозгу Махача. — Да сто лет она им на хер не нужна была. Менты бы меня дожидались… Да она же пьяная! И одевалась-то, похоже, не сама, — с отвращением пригляделся Гоча. — Вот ссука! На два часа стоило отъехать! Видимо, из её старой компашки пацаны нарисовались — она и рада! Тьфу, билять!
— Эй, пацаны! — Гоча сунул руку в карман, где всегда имелась на такой крайняк китайская выкидуха. — Поговорить надо, — он произнёс эти слова с самой опасной своей блатной интонацией нараспев.
Неприметные переглянулись, и один нехотя развернулся корпусом на Гочу, прикрывая Лариску и напарника.
— Надо — говори.
— Девушку оставьте, она моя. Я — Махач.
Майор Быков сделал быстрый скользящий выпад вперёд и вбок, перехватывая метнувшееся ему навстречу лезвие, и острая боль пронзила треснувшее запястье Гочи. Стоя скрюченный на коленях, он почувствовал что-то вроде комариного укуса в шею. Тут же вселенная вздулась какими-то забавными розовыми пузырями, разлетелась в клочья, и стало не по теме весело. Про Лариску он моментально забыл, ползая вокруг одного и того же столба на коленях по кругу и радуясь тому, сколько звучит одновременно красивых роялей — белых, лаково-чёрных и даже карамельно-розовых.
— А ты: грузин, грузин! — усмехнулся Быков, плюхаясь рядом с бессмысленной Лариской на заднее сиденье «Патриота». — Капут, звоним Волосу. Задание выполнено. С него причитается.