Как бы то ни было, Элиз теперь чувствовала себя свободной. Нежная непреклонность Рено избавила ее от страха перед мужчинами. Они были просто существами мужского пола — одни хуже, другие лучше. И они могли причинить ей боль, только если она сама допустит такое. Она была уверена, что уже не съежится от страха при одном прикосновении кого-нибудь из них и даже когда-нибудь в будущем сможет позволить кому-то любить ее. Сможет ли она ответить взаимностью, пока представлялось сомнительным. Но дело было не в физическом отвращении, а в недостаточном доверии.
Она поверила Рено, хотя и не сразу. А он предал ее. И это было очень больно…
Наступила ночь, а пиршество продолжалось. Элиз поела вместе с мадам Дусе и Маделейн — точнее, без всякого аппетита поковыряла в тарелке. Потом она играла на клавикордах, а Маделейн спокойно занималась рукоделием, будто ничего особенного в том, что происходило у нее во дворе, не было. Время от времени кузина Рено уходила на кухню проследить, чтобы угощения подавали в достатке, однако большей частью ее работа была уже сделана.
Мадам Дусе пробовала вышивать носовой платок, но путалась, несколько раз распарывала и в конце концов зашвырнула шитье в угол. Она ходила взад-вперед по комнате, ломая руки, и говорила, говорила о том, какая страшная опасность им грозит, снова и снова вспоминала смерть мужа и пленение дочери и внука. Спустя какое-то время Элиз почувствовала, что больше не может, и ей пришлось сжать зубы, чтобы не закричать на женщину. В этом, конечно, не было никакого смысла — мадам Дусе так же, как и другие, переживала нервный кризис. И потом нужно отдать ей должное, она все-таки оказалась права относительно индейцев. Только бы она перестала причитать!
Около полуночи пришел Пьер. Лицо его было серьезно, хотя глаза горели, а губы блестели от жира. Взгляд его остановился на Элиз.
— Рено послал меня к тебе.
Элиз кивнула, стараясь не обращать внимания на то, что внутри у нее все сжалось.
— Что? — спросила мадам Дусе, едва дыша. — Что они собираются сделать с нами?
— Вам нечего бояться, мадам. Они прибыли только за Рено.
Маделейн подалась вперед:
— Что ты хочешь сказать?
— Произошла стычка с французским разведывательным отрядом. Военачальник начезов убит.
— А что с французами? — пронзительно закричала мадам Дусе, раздраженная тем, что ей сообщают о смерти какого-то индейца.
— Погибли, к сожалению. Похоже, что их командир оказался преступно глупым и не смог принять элементарных мер, чтобы предотвратить нападение.
— А при чем здесь Рено? — нетерпеливо спросила Элиз.
— Прибывшее посольство просит его вернуться в Большую Деревню начезов и стать их военачальником. Ведь он сын Татуированной Руки, брат Большого Солнца.
— И Рено согласился?!
— Он считает, что отказаться было бы ошибкой. Сейчас нужен кто-то с холодным рассудком, кто сможет вести переговоры с французами, чтобы возместить потери и восстановить мир. Конечно, если французы позволят все это.
— Думаешь, они могут отказать?
— Губернатор Перье может посчитать, что только месть смоет бесчестье и придаст французским колонистам уверенности.
— Что же сможет в этом случае сделать Рено?
— Если Перье не захочет выслушать начезов, если он проигнорирует все призывы к миру, Рено попытается убедить его, что война с индейцами окажется очень дорогостоящей затеей. Он надеется, что материальные соображения вынудят их к компромиссу.
— Но зачем ему все это нужно? — простонала мадам Дусе.
— Не забывайте, что начезы — народ его матери, и он не может стоять в стороне и наблюдать, как Франция подняла на них руку. Особенно теперь, когда ясно, что именно политика нынешнего правительства спровоцировала восстание.
— Он что, поднимет индейцев на очередную резню? Теперь они будут истреблять французов в самом Новом Орлеане? — гневно поинтересовалась Элиз.
По лицу Пьера пробежала тень.
— Иногда трудно заранее сказать, как Рено поступит, но думаю, он не сделает этого. Ясно одно: если он будет с начезами, с пленными женщинами и детьми будут лучше обращаться. Это нужно учитывать.
Элиз пришло в голову, что если бы индейцы потерпели поражение, французы не простили бы изменника-полукровку, возглавившего нападение начезов. Что бы они с ним сделали, если бы схватили?
— О, да, да! — возбужденно выкрикнула мадам Дусе. — Пусть тогда отправляется. Пусть сейчас же отправляется!
— Он собирается выехать на рассвете, вернее — как только пировавшие ночь напролет мужчины будут в состоянии сесть на коней. — Пьер многозначительно оглядел их. — Вы же, милые дамы, вместе с вашими попутчиками отправитесь в другом направлении. Рено предпочитает, чтобы вы уехали до того, как выступят начезы, так будет безопаснее. Вам нужно приготовиться.
Он поклонился и повернулся, чтобы покинуть их, но тут мадам Дусе вскочила на ноги:
— Подождите! Я не хочу! Я поеду с Рено!
Пьер удивленно уставился на нее:
— Это невозможно, мадам.
— Не употребляйте это слово по отношению ко мне! Я поеду!
Старая женщина неистово размахивала руками. К ней подбежала Маделейн:
— Не убивайтесь так, мадам. То, что вы окажетесь рядом с дорогими вам людьми, не поможет им.
Элиз только теперь осознала смысл обуявшей мадам Дусе идеи и тоже попыталась урезонить ее:
— Это длительное и трудное путешествие; никто не знает, чем оно может закончиться. Вы ведь не хотите сами оказаться рабыней?
— Мне все равно, если только я буду вместе с дочерью и внуком! — Лицо мадам Дусе сморщилось, она всхлипнула.
— Вы не отдаете себе отчета в том, что говорите. Так нельзя, право же. Рено сделает все от него зависящее, чтобы помочь им. Вы должны ему верить.
Элиз сама удивилась, произнеся эти слова, но не могла не признать, что говорила вполне искренне.
— Я хочу поехать — и поеду. Он мне позволит, вот увидите!
На мгновение у Элиз мелькнула мысль, что мадам Дусе потеряла рассудок. Это и в самом деле не казалось таким уж невозможным. Неглубокая, привыкшая к комфорту, без всяких внутренних резервов и с такой чрезмерной зависимостью от мужа, дочери, внука, мадам Дусе оказалась отрезанной от всего привычного. Она положилась на Рено, пока он вел их по диким тропам через леса и потом здесь, в этом доме. Что с ней будет, когда он откажется потакать ей в ее новом желании?
Элиз пробовала уговаривать, льстить, угрожать — но все напрасно. Маделейн, в свою очередь, давала советы и успокаивала. Пьер уже через несколько минут малодушно сбежал. В конце концов мадам Дусе вырвалась от них и побежала к парадной двери. Распахнув ее, она помчалась вниз по ступенькам, будто снова стала молодой.
— Рено позволит мне поехать с ним! — кричала она. — Я знаю, он позволит! Я вам докажу, я докажу вам!
Элиз не успела ее остановить — мадам Дусе подбежала к Рено и схватила его за локоть.
Пиршество подходило к концу. Мужчины наелись до отвала, и сейчас их мало волновало, что среди них появилась женщина. Элиз отметила только, что все они стараются смотреть в сторону, давая таким образом Рено возможность с глазу на глаз поговорить с этой странной женщиной, если уж он этого хотел. Сам Рено казался озабоченным, но не слишком. Он разговаривал с мадам Дусе очень серьезно, внимательно выслушивал и что-то отвечал.
Элиз почувствовала, что у нее больше нет сил. Она резко повернулась и направилась вверх по лестнице.
К отъезду готовиться ей было не нужно — перешитые специально для нее платья она не возьмет. Пусть Маделейн их выстирает и переделает, а впрочем — как распорядится Рено, ему это решать. Единственное, чего ей сейчас хотелось, это снять свое платье и упасть в постель. Небольшой отдых перед долгой дорогой просто необходим.
Она лежала в темноте, заложив руки за голову, и наблюдала за игрой теней на стенах. Веселье во дворе продолжалось, и шум не давал ей уснуть. По неизвестной причине индейцы стали произносить длинные речи, прерываемые то ли победными криками, то ли поздравлениями. Время от времени раздавались взрывы хохота. Это действовало ей на нервы, так как она не знала, чем это может закончиться.