Она взглянула на него и смущенно спросила:
— Вы позволите?
Его глаза потеплели.
— Я был бы польщен. Ты же знаешь, что мне приятно твое внимание.
Она села на скамейку рядом с ним и попросила показать ей его спину.
Элиз была готова ко всему — по крайней мере, она так думала. Однако она с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть, когда увидела его изодранную спину. Кожа вокруг синевато-багровых полос вспухла и покраснела. Некоторые полосы представляли собой рваные раны, некоторые слились в одно кровавое месиво, особенно страшное между лопатками — там, где Лесной Медведь прошелся своей палкой. Татуированная Рука хорошо промыла все раны, и кровотечение прекратилось, но было ясно, что Рено еще долго будет страдать от последствий ужасного истязания.
— Если бы только у меня было немного коньяка, — прошептала Элиз.
— Коньяка? — удивленно спросил Большое Солнце.
— Я лечила им раны. Он помогает заживлению.
— Кажется, у меня есть немного коньяка.
— Хм! — фыркнула мать Большого Солнца.
Он с упреком взглянул на нее и объяснил одной из своих жен — той, чья беременность была менее очевидна, — где взять бренди.
Элиз, казалось, ничего не замечала. Она окунула кусочек кожи в теплый настой трав, которым пользовалась Татуированная Рука, и приложила его ко все еще кровоточащей ране.
В глиняной бутылке принесли бренди, там его оставалось всего несколько глотков. Большое Солнце с сожалением посмотрел на бутылку, затем передал ее Элиз.
— Было бы лучше, если бы мой брат выпил это, — заметил он.
Рено покачал головой:
— Неразумно пить на пустой желудок.
— Это мы поправим, как только тебе немного полегчает.
— Ты не могла бы поторопиться? — Рено поморщился от боли, когда Элиз начала поливать его спину бренди.
Когда вернулась Маленькая Перепелка, Элиз уже подготовила кожу к нанесению мази. Она аккуратно намазала спину Рено, а затем забинтовала полосками ткани.
Потом они поели, для этого Рено пришлось осторожно принять сидячую позу. К ним присоединились другие: пожилой мужчина, кажется, отец одной из жен Большого Солнца, и две старухи, одну из которых Элиз видела накануне присматривающей за мальчиком. Похоже, что это были тетки Татуированной Руки. Привели и самого мальчика, этого маленького бронзового херувима, которого представили как сына Большого Солнца. Все были очень внимательны к Рено, предлагали ему разные лакомые кусочки, заставляли пить крепкий бульон для укрепления сил. Даже мальчик, которого звали Маленькая Сова, понял, что дяде плохо; он привстал и тихонько потерся своим маленьким носиком о худую щеку Рено.
Рено ел жадно и с удовольствием, обмениваясь шутками со старухами и улыбаясь брату. Однако вскоре он замолчал. Взглянув на лего, Элиз увидела, что он побледнел еще больше и обессиленно прислонился к стене дома. Приглядевшись к нему повнимательнее, она заметила, что у него под глазами залегли черные тени, а лицо осунулось. Да и как ему было не устать? На протяжении всего пути из дому Рено почти не спал, неся охрану, в день приезда ему пришлось принимать участие в празднестве, а прошлую ночь он провел, бодрствуя, в храме. Он ничего не ел почти двое суток, а затем подвергся такому ужасному наказанию. Удивительно, что он еще был в сознании после этого.
Элиз коснулась его руки и сказала:
— Приляг. Тебе надо поспать.
К ее просьбе присоединился Большое Солнце:
— Да, поспи. Я приказываю.
Однако Рено смотрел только на Элиз. Его глаза потемнели от боли и усталости, но взгляд их был чист.
— Ляг со мной, Элиз.
Трудно было отказать ему в просьбе, когда он пребывал в таком состоянии. Но ведь она поклялась, что не вернется на его ложе! Элиз понимала, что в данный момент он для нее не опасен, но если она ляжет с ним по своей воле сейчас, примет ли он ее отказ потом? Она глубоко вздохнула:
— Я буду тебе только мешать.
— Мне тебя не хватало вчера ночью и во все другие ночи нашего перехода.
— Я уже говорила тебе, наш договор расторгнут. Я больше не обязана делить с тобой ложе.
— Ну хотя бы сегодня ляг со мной!
Элиз почувствовала, что кто-то тронул ее за плечо.
— Сделай, как он просит, — негромко сказала Татуированная Рука.
— Не могу!
Большое Солнце приблизился к ней:
— Неужели мне нужно тебе приказывать? Это не такая уж большая жертва, француженка.
Разве? А как же ее гордость и самоуважение? А что же ее будущее?
— Элиз, пожалуйста…
Серые глаза Рено потемнели, его лицо было бледно; рука, которую он протянул к ней, слегка дрожала. Именно сострадание заставило Элиз сделать первый неуверенный шаг к нему. Сострадание — и приказ его брата. Ничего больше.
Не обращая внимания на взгляды и шепот, Элиз прилегла на скамью рядом с Рено и обняла его. Не успела она положить голову на набитую соломой подушку, он уже спал. Ей ничего другого не оставалось, как попытаться сделать то же самое…
Когда Элиз проснулась, было темно. Разбудило ее какое-то бессвязное бормотание. Она приподнялась на локте и осмотрелась.
Угли, тлеющие в очаге, освещали хижину красноватым светом, так что можно было разглядеть людей, спящих на лавках в доме Большого Солнца. Было тихо, и только рядом с ней что-то бормотал Рено. Она ничего не могла разобрать, очень испугалась и положила руку ему на лоб. Он весь горел в лихорадке, от него исходил такой жар, что Элиз в ужасе отдернула руку. Нужно было срочно что-то предпринять, и она поспешно встала, накинув на себя плащ.
Холодная вода — вот что ему сейчас необходимо. Нужно окатить его водой, а затем приготовить настой ивовой коры. Но ей понадобится помощь. Оглядев спящих, Элиз в нерешительности закусила губу. Нужно кого-нибудь разбудить, но кого? Она еще немного подумала, а потом решительно направилась к матери Рено и положила руку ей на плечо.
Проходили часы, наступило утро, а Рено все еще был без сознания. Жар то усиливался, то ослабевал под влиянием лекарств, но не спадал. Около полудня они разбинтовали его, еще раз промыли раны настоем дубовой коры. Древняя старуха, самая старая женщина племени, которая хранила секреты лечебных трав, принесла какую-то очень сильно пахнущую настойку, которую надо было принимать на рассвете, в полдень, на заходе солнца и в полночь. Они с трудом вливали в рот Рено жидкость, но не видели особых результатов.
Перед домом начали собираться люди. Элиз слышала, как они переговариваются между собой, время от времени раздавался плач и причитания женщин.
— Что там за шум? — спросила Элиз Маленькую Перепелку, когда та уже за полночь вновь вошла в дом. — Можно подумать, они считают, что он умирает.
— Они боятся этого.
— Зачем же они это показывают? Ведь Рено может их услышать!
Индианка пожала плечами:
— Он поймет их чувства.
— Но я всегда считала, что индейцы стоически переносят такие вещи. Что они почти не горюют, если кто-нибудь умирает.
Маленькая Перепелка как-то странно посмотрела на Элиз.
— Какой же смысл горевать после смерти? А умирающий должен знать, что его любят. Кроме того, Рено — великий военный вождь…
Элиз с удивлением посмотрела на Маленькую Перепелку и вдруг поняла, что она имеет в виду. Поскольку Рено занимал высокое положение, в случае его смерти было бы убито много людей, для того чтобы они служили ему в загробном мире. Перед храмом состоялись бы ритуальные удушения. А если бы она была его женой… Но нет, Элиз не желала даже думать об этом.
— Я хочу рассказать вам еще кое-что, — продолжила Маленькая Перепелка. — Четыре года назад умер старый военный вождь, его тоже звали Татуированный Змей. Тогда было много ритуальных убийств, потому что он тоже был братом Большого Солнца. Их любовь друг к другу была так велика, что наш Великий вождь поклялся своей кровью умереть вслед за братом. Это означало, что последует еще много смертей, и во всей деревне зажгли траурные костры. Однако этого не случилось благодаря тому, что Большое Солнце всю ночь после смерти брата беседовал с одним французом, который отговорил его от такого шага. Но все же Большое Солнце вскоре умер, некоторые говорят, что от горя и от того, что не сдержал клятву. Сейчас люди боятся, что из-за кровного родства между Большим Солнцем и Ночным Ястребом история может повториться.