Я выпустила стрелу, оглушая себя боевым криком. Не было ни страха, ни боли. Моя судьба и моя стрела были в руках Бога. Я была едина со стрелой, летящей к шее Саб. Я торжествовала. Я была почти дикой. Я — королева смерти.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Зима, 602 г.н. э.
20
Падуб и омела свисали со стен в Аранроде на Рождество. Гремели кубки с медовухой, гудели разговоры в стенах замка, пахло жареным мясом и дымом. Снаружи бушевали зимние ветры, но внутри было тепло и сухо у каминов.
Артаган сидел на троне рядом со мной. Его рыцари смеялись, он закончил шутку. Сэр Эмрюс хлопал по бедру, хохоча, а сэр Кинан смеялся так, что пиво вылетело из носа. Мой муж подмигнул мне, думая, что его слова оскорбили мой вкус. Я сжала его руку, пока ела мясо с банкетного стола. Запах мяса и хлеба поднимался над столами, окруженными нашими подданными.
Я улыбнулась миру, прижала ладонь к щеке. Тонкий светлый шрам на левой скуле вспыхнул на миг и утих. Его почти не было видно, но я еще хорошо помнила. Артаган заметил и склонился к моему уху.
— Рана все еще беспокоит тебя, милая?
— Беспокоит? Нет. Но я запомню это на всю жизнь.
— Цена была небольшой, любимая. И ты все еще красива для меня.
Он погладил другую мою щеку. Его синие глаза озорно сияли, он придвинулся ближе. Я узнала этот взгляд, поднялась с улыбкой. Последние недели мы не вылезали из-под покрывал. Раны его уже не тревожили. Я поцеловала его и пошла к двери зала.
— Мне нужно подышать свежим воздухом, любимый. Я скоро вернусь.
— Не забредай далеко, светлая дева, — улыбнулся он. — Вид творит чудеса с моим здоровьем.
Я проследила за его взглядом на мой бюст. Я кормила Тристана последние месяцы, и моя грудь стала больше. От этого воротник опустился. Я поправила платье, чтобы казаться строже, открывая меньше кожи. Артаган нахмурился, как обиженный щенок. Ох, он устроил бы меня на своих коленях при всех, если бы я не приструнила его! И все же я опасно улыбнулась. Я склонилась к его уху, чтобы он лучше видел грудь.
— Терпение, мой король. Ночью посмотрим, кто правитель в этом замке.
Я повернулась без слов, ощущая его пылающий взгляд, пока уходила из зала. Я укуталась в меховую накидку, вышла на холод вечера. Ледяной воздух ударил по моим теплым щекам, побежали мурашки.
Я шла одна, в окошках горел золотой свет. Шум пира звучал из всех щелей. Вдали были снежные горы и белые леса среди тумана. Природа нарядилась для сна, и мир снова успокоился.
Ноги вели меня, и я знала, куда, но не признавалась, что иду в определенное место. Я замерла на парапете над вратами замка, большие двери из дерева и железа были закрыты стражей и льдом. Сверху с башни крепости висел маленький, но тяжелый предмет, несмотря на ветер. Я сглотнула, мне вдруг стало не по себе.
С веревки свисала отрубленная голова атаманши пиктов: королевы Саб.
Ее впавшие глаза давно стали темными дырами. Вороны обклевали череп, но белые волосы все еще оставались. На ее челюсти еще осталось немного кожи, и она словно жутко скалилась. Я замерла на холоде, грея щеки дыханием. Даже мертвой шаманка пиктов лишала дара речи. Мои пальцы нервно подрагивали, я ощутила кинжал за поясом. Я ждала, что ее голова оживет, и она будет угрожать из могилы.
Крик сокола пронзил хмурое небо. Я вздрогнула, поражаясь, что за птицы будет тут зимой. А потом вспомнила и улыбнулась своей птице. Вивиан спустилась с чердака над моей башней. Я вытащила из-за пояса кожаную перчатку и надела ее. Вивиан опустилась мне на руку и крикнула на голову перед нами.
— Тише, девочка. Тише.
Я утихомирила птицу, гладя ее перья. Я так скучала. Я была перед ней в долгу за спасение моей жизни и моего сына в ночь, когда впервые пришел убийца много месяцев назад. Бал, подосланный Саб, чтобы убить моего сына и поселить страх в наших сердцах. Но Вивиан опустилась на его арбалет и испортила выстрел, что убил бы ребенка и меня. Мы выжили, благодаря моей птице, а голова Саб украшала башню. Мрачный знак для всех, кто против Свободного Уэльса.
Я нашла голос и переминалась, чтобы согреться. Вивиан оставалась на моей руке, а я говорила с мертвой королевой:
— На мне остался шрам, что ты дала мне у Дун Дифеда своим костяным ножом, — начала я, коснувшись щеки. — А у тебя не хватает шеи от моей стрелы. Я тебя боялась, Саб, как еще никого не боялась. Но ты стала пищей ворон, а я жива. Знаешь, почему?
Труп без тела молчал, покачиваясь от ветра. Казалось, она мотала головой. Я посмотрела на миг на ноги.
— Все изменил день дуэли Артагана и Бала. Когда моего мужа ранили, чуть не убив, начался бой, и нас бросили союзники, а у меня начались роды. Знаешь, что я ощутила? О чем думала в тот миг?
Саб молчала, веревка скрипела от ветра.
— Я ощущала себя беспомощно, — продолжила я. — Слабой и незначительной, как букашка. Все мои задумки, стратегии, сложные планы, что сделали меня королевой… ни к чему не приводили. Я понимала, что, хоть и стараюсь защитить Уэльс и одолеть врагов, не я у власти. Я думала когда-то, что я, но теперь я знаю лучше. И это стало разницей между нами, Саб. Ты хитра, как и я, а то и больше. Ты такая, какой я могу стать в другой жизни. Хитрая и безжалостная правительница, готовая на все ради своих целей. Ты ни во что не веришь, кроме себя и своей власти. Но не я — владыка судьбы. Я в руках Бога или Богини, называй, как хочешь. Эти руки творили историю матерей Старых племен и продолжают лепить судьбу моего королевства.
Я постучала по груди, сердце билось быстро.
— Когда я узнала, что здесь, я перестала пытаться перехитрить тебя в твоей игре. Я доверилась тому, что случится. Как сделала моя мама. Вера победила тебя. Я была лишь сосудом, инструментом твоей гибели.
Я смотрела на ее пустое лицо и знала, что этот трофей будет пугать врагов или вселять надежду в наших людей, но это изображение Саб пропадет из моей памяти со временем, и я забуду о ней. А вот шрам на щеке будет напоминать о ней все время, о том, какой королевой я чуть не стала. О пути тьмы, по которому я когда-то нечаянно пошла, не понимая этого. Я коснулась шрама на лице, мысли блуждали, как снежинки, что падали на плечи.
Мужчина кашлянул неподалеку.
— Говорить с мертвыми — плохой знак. Еще и в канун Рождества.
Я улыбнулась Ахерну. Он улыбнулся в ответ и посмотрел на голову Саб.
— Хотел бы я быть там, — сказал он, — когда ты ее одолела. Когда наш народ утопил дикарей в море. Хотел бы я видеть ее лицо.
— Оно выглядело так же, как теперь, — ответила я.
— О, вы жестоки, моя королева.
— Мне холодно, — парировала я.
Вивиан посмотрела на мою башню, слушая, как зовут ее птенцы из гнезда. Она улетела к своему дому. Моя верная подруга была сытой и нянчила своих детей. Она не будет ни в чем нуждаться при мне. Теплое сено, свежая полевка и свобода прилетать и улетать, когда она пожелает. Ахерн прищурился, провожая сокола взглядом, ему все еще было не по себе от моего питомца. Я подавила улыбку. Нам стоило вернуться в зал на пир.
Рожок прозвучал из темнеющего леса у замка. Мое сердце подпрыгнуло в горло. Ахерн тут же потянулся к копью, веселье пропало из голоса.
— Это военный рожок. Кто ходит в такую ночь?
Второй рожок прозвучал из мрака, этот был выше, словно серебряная труба. Мои глаза расширились. Во тьме были две разные группы.
— Ахерн, это разные рожки, но не наши.
— Боюсь, ты права. Двое бывших врагов показались у ворот, север и юг.
— Яго и Артвис? — охнула я. — Если они снова объединились…
Я замолкла, боясь завершать мысль. Разве Яго и Артвис не были теперь врагами? Мы слышали последним, что Артвис пошел против Гвинедда, но с тех пор доходили только слухи. Войн было слишком много. С всадниками Яго и мечниками Артвиса против нас последние лучники падут, как колосья от косы. Люди Яго не зря были настроены враждебно. Я приказала Ахерну уничтожить половину запасов на зиму огнем и мечом. А Артвис ненавидел меня с детства. Видимо, это решить можно было лишь кровью. Я прикусила кулак, скривилась от боли. Почему сейчас? Мы пережили вторжение саксов и пиктов, чтобы пасть от рук товарищей? Может, в этом была темная и уместная ирония.