Бусины в его волосах
Наручники накрепко охватывают запястья. Я дергаюсь в последний раз, и шиплю сквозь зубы - металл обжигает кожу каждый раз, как прикасается к ней. Это и больно, и обидно, и злость берет, что не смогла сбежать. И можно хоть тысячу раз сказать себе, что это все потому, что он лучший ловчий и от него еще никто не уходил, но смысла обманывать саму себя как не было, так и нет. Впрочем, меня это не останавливало и вряд ли остановит.
- Пусти, - шепот получается шипящим, недовольным.
Я еще раз передергиваю плечами, пытаясь сбросить его руки, но тщетно.
Пленитель тихо смеется:
- О, она со мной заговорила, - и мягко прижимает меня спиной к своей груди, коснувшись дыханием уха: - Я скучал.
Я пытаюсь ударить затылком, но ответом мне служит лишь новый смешок и перезвон бусин в его волосах. Теплые руки перехватывают наручники, он мягко толкает меня вперед:
- Иди.
Продолжая вяло брыкаться, я все же делаю первый шаг. Потом еще один, и еще... потом резко пытаюсь рухнуть на колени, но сильные руки споро перехватывают меня под локти:
- Ну что ты как ребенок?
Воображение тут же рисует картину, как он недовольно морщится. И я морщусь следом, от того, что все тщетно, а заодно и от того, что до сих пор не могу контролировать свои реакции, когда дело касается его.
Выведя к двери, мужчина выталкивает меня на улицу, заставляя прижмуриться от лунного света, перехватывает за плечи, разворачивает к себе. На пару секунд наступает тишина, потом его голос снова растекается в воздухе, пуская по телу мурашки и заставляя меня поджать губы.
- Ну же, посмотри на меня.
Он просит мягко, можно сказать, ласково, но на меня это больше не подействует. И я зажмуриваюсь сильнее, опускаю голову. Но его пальцы тут же с мягким нажимом касаются подбородка. Вот только веки он мне силой раскрыть не может. С минуту стоим вот так, оба в ожидании. Он ждет, что я все же открою глаза, я - что он утихомирится и отстанет. Я не хочу его видеть. Больше никогда.
- Лекси... тебя ведь так зовут среди людей? - его голос наполнен разочарованием. - Не стоит меня ненавидеть. Ты же знаешь это. Но все равно...
Я не ненавижу. Я просто...
- Ка таера а митара.
Это значит «ты для меня ничто».
Он застывает, словно я ударила его. Фактически так и есть. Словом ведь тоже можно ударить, иногда даже сильнее, чем кулаком. Потом усилием воли разжимает вцепившиеся в мои плечи пальцы:
- Иди в машину.
И его голос звучит иначе. Безжизненно. Бесцветно. Пусто.
Теперь ты понял?
Салон авто встречает меня запахом кожи. И его запахом. Мягким, теплым, привычным. Приносящим боль. Я совершаю еще одну отчаянную попытку если не сбежать, то хотя бы дернуться, но он вталкивает меня внутрь, уронив на сидение, с силой захлопывает дверку, тут же защелкнув замки. Сквозь тонированные стекла я вижу, как он замирает, вскинув лицо к небу, глубоко вздыхает, потом начинает обходить машину.
Это полнолуние дается ему тяжело. Что ж. Я могу этому злорадно порадоваться. Только все равно не хочется.
Отпирает машину, быстро садится за руль и снова щелкает замками. Ох, как будто я успела распутать перекрутившийся подол платья, буквально связавший ноги. Еще раз глубоко вздыхает, и со звоном ключей заводит мотор, отозвавшийся тихим рёвом прирученного зверя.
Кто из нас предал первым? Сложно сказать. Наблюдая за проносящимися за окном домами и витринами и пытаясь этим отвлечься от боли в обожженных запястьях, я размышляю, кто же все-таки виноват. Но не вижу ответа. Просто каждый из нас ошибался. И каждый верит, до сих пор верит в свою правоту.
Возвращаю взгляд в салон, и он тут же натыкается на удлинившуюся зеленую прядь. Мою прядь. Зеркало заднего вида безжалостно отражает изменившиеся уши, посмуглевшую кожу, ярко-фиолетовую радужку. Железо вернуло мне истинный вид.
Скрываю необычный цвет глаз за ресницами, снова поджимая ставшие более пухлыми губы. Все старания насмарку.
- Твой отец приказал привезти тебя в Резиденцию.
Вздрагиваю от неожиданности и от пустоты его голоса. Некоторое время молчу, собирая силы для того, чтобы открыть рот.
- А если бы он приказал убить меня, ты бы тоже подчинился?
Он молча поднимает руку. Манжета куртки сдвигается и моему взору открывается татуировка, оплетающая его запястье. Он принял присягу. Вот как.
- Разочарована? - мужчина обманчиво расслабленным движением возвращает руку к рулю, но пальцы сжимаются до побеления.
Я молчу. Мне, по сути, нечего сказать. Его жизнь - его выбор. Какое право я имею, чтобы разочаровываться?
Его губы искажает ухмылка. Но больше он не говорит ни слова.
Выезжаем за город, витрины за окном сменяются лесополосой. Прекрасно.