Умереть под землей, среди холодных камней, в вечной темноте, тишине и одиночестве. Чтож. Это лучше, чем, если бы меня догнали ищейки. Ну, по крайней мере, менее болезненно. Вот только я так и не... Сознание гаснет.
- Ее состояние нестабильно.
Высокий худощавый мужчина в светлых одеждах обеспокоенной качает головой. У него светло-золотые волосы, раскосые глаза и совершенно не человеческие уши.
- Идиот! Как ты мог такое допустить?!
Господин в дорогом костюме наотмашь бьет темноволосого мужчину. Звенят бусины в волосах.
- Она сопротивлялась, хозяин, - утирая кровь из разбитых губ, оправдывается тот. - Она могла напасть, когда я вел машину... И мы погибли бы!
Небесно-голубые глаза названного хозяином темнеют от гнева:
- Если с ней что-то случится, ты умрешь самой страшной из смертей, тварь.
Он говорит очень тихо, но от того не менее грозно. Поправляет рукав пиджака, приглаживает растрепавшиеся от удара темные волосы, поворачивается к стоящему с совершенно философским видом светловолосому мужчине и его голос становится более спокойным:
- Я могу к ней зайти?
- Да, Господин, - кивает тот. - Но она без сознания.
Хозяин бросает на привезшего его дочь еще один уничтожающий взгляд и скрывается за дверью.
Черноволосый слуга снова утирает кровь, тонкой струйкой побежавшую по подбородку, облизывает губы. Несколько долгих секунд смотрит на клятвенную татуировку, хмыкает и уходит.
Лекарь провожает его сочувствующим, но немного презрительным взглядом.
Едва дверь закрывается за спиной, господин в дорогом костюме изменяется. Волосы, клубясь, отрастают до середины спины, принимая темно-зеленый оттенок, уши изменяют форму, кожа становится более смуглой и лишь яркие, голубые глаза остаются прежними.
Он подходит к лежащей на кровати девушке. Непомерно бледной, болезненной. Ее руки лежат поверх одеяла. Запястья перебинтованы, но из-под повязок тянется рисунок почерневших вен, завершающийся лишь на середине плеч.
Мужчина мягко убирает прядку зеленых волос с ее лба, наклоняется и касается его губами.
- Эон... - едва слышно отзывается девушка пересохшими губами.
- Как ты можешь шептать его имя после того, что он с тобой сделал? - так же шепотом вопрошает мужчина, устало прикрывая глаза.
Но девушка не реагирует, снова погрузившись в вязкую бездну бреда.
Он еще долго сидит рядом, держа ее за руку, что-то шепча едва слышно шепча. Заклинания ли, извинения или ругательства, не знает никто. Потом поднимается, возвращает себе человеческий вид и уходит, наказав лекарям сделать даже невозможное, даже немыслимое, лишь бы его дочь жила.
Выйдя из здания, он цепляется взглядом за прислонившегося к автомобилю посланца, спокойно перекрепляющего бусину к пряди волос.
Скривив лицо в гримасе презрения, голубоглазый господин подходит к своей машине и кивает на него одному из своих телохранителей:
- Этого - заковать и запереть. До выяснения, так сказать.
После чего садится в машину и кивает водителю, оставив позади и бессмысленную попытку черноволосого сбежать, его избиение, и забрасывание в багажник внедорожника охраны. Он уже решил его судьбу. Вне зависимости от результата лечения.
Я прихожу в себя, чувствуя под спиной лед камней. Где я? Что со мной? Некоторое время я абсолютно ничего не понимаю и единственное, что мне по силам, это резко сесть в попытке оглядеться. Но вокруг лишь кромешная, абсолютная тьма. Долгих несколько минут требуется памяти, чтобы проснуться и услужливо показать мне и боль, и раны, и погоню, и темную бездну отчаянья, в которой я сейчас нахожусь. Рука сама собой взлетает к ране, но сквозь порванную одежду ощущается лишь горячая полоса свежего шрама. Регенерация все же сказала свое слово.
Медленно, опираясь на шершавую стену, поднимаюсь на подгибающиеся, дрожащие ноги. Никакая регенерационная способность не отменит ту дикую потерю крови, которая забрала почти все мои силы. Разум работает с перебоями, норовя угаснуть снова, но его все же хватает, что бы напомнить мне, что промедление недопустимо. То, что меня не догнали до сих пор, несмотря на обморок - это самое настоящее чудо. Но не стоит больше испытывать благосклонность удачи.
Держась за неровный камень стены, я начинаю медленно продвигаться вперед. Куда-нибудь этот ход меня приведет.
Сколько я уже так вот бреду? В кромешной тьме, в абсолютной тишине. Изначально рукотворные тоннели перешли в сеть подземных и абсолютно естественных пещер. По ним можно бродить вечно, пока смерть не коснется плеча, даря уже желанное избавление. Пару раз находились подземные источники, в которых удавалось утолить жажду. Но не голод. Голод, помноженный на усталость и кровопотерю, сводит с ума. Я все чаще теряю сознание, и все больше вероятности, что я в него не вернусь. Но упрямо продолжаю идти вперед, вопреки отчаянью и мысли, что движение дальше бессмысленно. Всеми силами подкармливаю угасающий огонек надежды. Потому что он - все, что у меня осталось.