Конечно, я получил свою долю наследства и немалую, хватит не только мне, но даже моим внукам, но… но, как уже говорил, я пошёл своим путём. Доля передана на управление семье, доходы аккумулируются на специальном счёте, но я не использую эти средства.
Почему?
Потому что я привык добиваться всего сам. Говорю же, в папашу пошёл.
— Прошу мистер Белофф… — Морана присела в книксене и поставила на стол поднос с дымящейся чашечкой.
И застенчиво потупилась.
Морана Маклафлин — моя медсестра. Замечательная и умная, исполнительная девушка, великолепный специалист, со временем из неё получится великолепный врач. Скромная и застенчивая, правда, как по мне, уж слишком скромная и застенчивая. Она ирландка, о чём подсказывают рыжие как огонь волнистые волосы и жутковатый ирландский говорок.
— Спасибо Мора, — я ещё раз улыбнулся. — Можешь быть свободна до понедельника. Я сегодня уже сам управлюсь.
— Спасибо, мистер Белофф… — Морана замялась и, запинаясь на каждом слове добавила. — Я могу… могу остаться… если вы пожелаете…
Я про себя вздохнул. Похоже, девчонка в меня по уши втрескалась, причём без особых на то оснований. Хорошая девочка, но… но, увы, ей ничего не светит. Нет, упаси господь, я не принадлежу к категории заднеприводных, как выражался Док Вайт, просто… просто Бенджамин Белофф почти полная копия своего отца. Любить я категорически не способен, шансы на какую-то привязанность присутствуют, но Морана абсолютно не моего типа. Мне нравятся яркие и сильные женщины, а Мора, даже несмотря на некую симпатичность, никак под эту категорию не подходит. Робкая тихоня, серая мышка, да и только. Плачу я ей более чем достаточно, но она упорно не хочет покупать себе обновки, так и ходит в этом жутком плюшевом бурнусе и бесформенном тёмном платье. Никакой косметики, никаких парикмахерских. Впрочем, каждому своё. Я никогда никого не осуждаю.
— Спасибо, я управлюсь сам…
— Хорошо, мистер Белофф, — пролепетала безжизненным голоском Мора и ушла в подсобку. Через пару минут послышался щелчок замка на входной двери.
Я сделал ещё затяжку, потушил сигарету в пепельнице и встал из-за стола.
Белый халат и шапочка отправились на вешалку, взамен я накинул пиджак. Подошёл к зеркалу и довольно хмыкнул.
Взлохмаченные волосы, очки в толстой роговой оправе, безобидное и безвольное лицо, мешковатый потёртый костюм, растоптанные ботинки — типичный ботан, как говаривал мой папаша.
Да, я не соврал, когда говорил, что похож как две капли воды на своего отца. Просто жизнь меня научила хорошо маскироваться. Для окружающих, чудаковатый и безобидный доктор Бенджамин Белофф, так и должен оставаться доктором Бенджамином Белофф.
Да, совсем забыл. По наследству от папы мне досталась не только его внешность, но и его мизантропия, правда в несколько ослабленном варианте, так сказать — лайт-версия, зато она компенсируется… паранойей и неким раздвоением личности. Да, всё так сложно. Но что получилось — то получилось.
Накинув потёртое драповое пальто и приладив на голову помятую шляпу, я потушил свет, запер дверь, вышел на улицу и глубоко втянул в себя воздух.
Чикаго, грёбаный город грехов, мать его так наперекосяк. Самый криминальный город грёбаной Америки.
Угрюмые, облезлые и закопчённые стены домов, вечная грязь на улице, смрад угольного дыма, помоев, прогорклого жира и дерьма.
Приехав в Чикаго, я сразу оказался в своей тарелке, потому что этот город почти ничем не отличается от моей родины. Нет, внешне всё разное, но содержимое, так сказать нутро, одно и тоже. Чикаго начала двадцатого века — это по сути тот же Дикий Запад, с тем же градусом идиотизма и безумия, правда лошадям и шестизарядникам плохие парни здесь предпочитают автомобили и пистолеты-пулеметы Томпсона.
— Док, наше почтение!!! — рабочие, разгружающие ломовую телегу у овощной лавки, сдёрнули с себя кепки.
— Дай вам Господь здоровья, Док… — судачившие рядом с ними женщины вежливо поклонились.
— Док, Док!!! — вынырнувшая из подворотни стайка мальчишек, весело гомоня, окружила меня.
— Это вам на конфеты… — я выудил из кармана несколько мелких монеток и ссыпал их в протянутые ладошки и, слегка сгорбившись, побрёл по заляпанному грязью тротуару.