Она не любила его. Она любила Роберта Беккера.
Впервые Кэбот признался себе, что Ли, возможно, всегда будет любить Роберта. Что бы она ни чувствовала к Кэботу, это не идет ни в какое сравнение с ее чувством к Беккеру. И он слышал сам, как она сказала, что рисковала своей жизнью и жизнями других людей, чтобы спасти честное имя Роберта.
Кэбот почувствовал приступ желчи. Когда она рассказала ему об обыске и он осознал всю серьезность этого происшествия, ему захотелось задушить ее. Его первоначальный импульс был — поверить в то, во что она боялась, что он поверит. Это беспокойство и Роберт и толкнули ее к нему. Теперь он не был в этом так уверен. Ему было мучительно признавать это, но ее отчаянные слова, перед тем как она потеряла сознание, попали в точку.
Она никогда не старалась скрывать своего отношения к Роберту. И хотя она ни слова не сказала о записях, она ведь его и не обманывала.
Да, он мог поверить в то, что она пришла к нему, потому что хотела этого. И все равно, он был в отчаянии. Он хотел оторваться от нее, но боялся, что не сможет. Раньше он переживал потери сравнительно легко, потому что никого не подпускал близко к своему сердцу.
Ли не только проскользнула к его тайнику, но и оказалась так близка ему, что он почувствовал ее боль, ее утрату, ее желания. Возможно, поэтому он слышал, что она говорит правду, умоляя его поверить ей. Потому что, видит Бог, он ей верил.
Эта мысль потрясла Кэбота, и ему снова вспомнилась авария. У него застыло сердце, когда он увидел ее, лежащую на склоне холма без движения. Ему тогда показалось, что время замерло. Тогда он наконец осознал, что любит ее, но не понял, насколько сильно. Он бы не хотел снова пережить этот холодящий кровь ужас. Именно поэтому он не мог допустить, чтобы она снова искала доказательства невиновности Роберта.
Сомнения одолели Кэбота и на следующее утро, когда он с чашкой дымящегося какао стоял в дверях спальни. Ли могла быть очень упорной, насколько он знал. Но и он мог быть таким же. И ее жизнь могла зависеть от того, отдаст ли она дневник шерифу Сандерсу.
Яркий солнечный свет лучами пронизывал комнату, придавая ей сказочно-нереальный вид. Она сидела в кресле-качалке, сдвинув брови и что-то обдумывая. Ее f яжелые каштановые волосы обрамляли лицо, и она. с усилием перекинула их на левое плечо.
Ли шумно вздохнула и поморщилась от боли, затем с трудом опустила руку и дотянулась до щетки, лежавшей у нее на коленях.
Кэбот переживал за нее. Он вошел в комнату со словами: ,
— Помочь тебе?
Она резко вскинула голову, и боль исказила ее лицо. Красные пятна стали покрывать ее шею и лицо. Взгляд ее был устремлен ему на грудь.
— Нет, спасибо, жестко произнесла она, расчесывая волосы щеткой. Лицо ее еще больше покраснело, и ему показалось, что ей неудобно за вчерашний вечер.
Воспоминание отозвалось в нем резкой болью в ноге. Он приготовился к спору о дневнике и двинулся прямо к ее креслу.
Она медленно проводила щеткой по волосам, не поднимая на него глаз. Ее густые, цвета красного дерева волосы, освещенные лучами утреннего солнца, ниспадали до пояса. Он хотел погрузить в эту тяжелую массу свои пальцы, так же как он делал это прошлой ночью. Он почувствовал, что хочет ее, и прогнал мысли прочь.
— Я принес тебе какао, — сказал он и протянул ей чашку.
Встревоженные серые глаза внимательно посмотрели на него. Она медленно положила щетку себе на колени и, взяв чашку, отвернулась от него, пробормотав:
— Спасибо.
Ее щеки горели румянцем, рука, державшая чашку, дрожала. Кэбот решил, что она смущена из-за вчерашней ночи. Он хотел как-то расслабить ее, но не знал, как это сделать. Он не мог, не хотел иметь с ней близости, зная, что она хочет забыть Роберта в его объятиях. Боль опутала его железной сетью, он чувствовал ее при каждом движении, каждом вздохе.
Он понял, что если будет продолжать так стоять перед ней, то не сможет заговорить с ней о книге Роберта.
Сладкий запах, исходивший от Ли, щекотал ему ноздри. Он жадно оглядывал ее, желание не покидало его все сегодняшнее утро. Она выглядела очень хрупкой, беззащитной в ярком дневном свете, со свежей царапиной на бедной щеке. Взгляд его упал на щетку.
— Помочь тебе расчесать волосы?
После долгого молчания она подавленно ответила:
— Нет, не беспокойся, я управлюсь.
— Никакого беспокойства. — Он взял щетку, пытаясь не обращать внимания на волнение, которое почувствовал, дотронувшись до ее бедра. Он слишком резко обошелся с ней вчера и хотел исправить впечатление. — Я постараюсь не сделать тебе больно.
Она встретила его попытку к перемирию молча, с неуловимой улыбкой на губах. Ее черная вздувшаяся шишка на виске была спрятана под волосами, и Кэбот, увидев ее, ужаснулся. Он еще раз убедил себя в необходимости поговорить о дневнике.
Кэбот перекинул тяжелую копну волос ей через плечо, наслаждаясь прикосновением к этой шелковой массе, и начал осторожно расчесывать снизу, распутывая узелки. Ли сидела не шелохнувшись, как каменная. Кэбот молча расчесывал ее. Изредка пощелкивали дрова в камине. Он чувствовал свою необыкновенно тесную связь с ней, какой никогда и ни с кем прежде у него не было.
Ой заговорил тихо, осторожно подбирая слова:
— Ли, я понимаю, что ты можешь не хотеть пока обсуждать этот вопрос, но…
— О Роберте? — Она напряглась и, подняв подбородок, посмотрела прямо перед собой. — Ты поможешь мне?
— Помочь… — Он застыл, держа одной рукой ее волосы, затем спросил, стараясь, чтобы его голос звучал мягко, ровно: — Ты же не хочешь сказать, что собираешься продолжать это безумие?
— Да, я должна все выяснить.
— Но я тебе не позволю. — Он сжал прядь ее волос и тут же попытался подавить гнев, обуявший его. — Тебя чуть не убили.
— Как ты не понимаешь? — закричала она, задирая голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Ее серые глаза блестели, в них была решимость и мольба. — Я хочу оставить Роберта в прошлом. Как я могу сделать это, если я не знаю; каким он был на самом деле?
— Это — безумие. — Кэбот еле сдерживал себя. Он смотрел на ее тонкую шею и думал о том, как она уязвима. Он не хотел диктовать ей или принуждать ее, он только хотел получить от нее дневник. — Ты должна передать это шерифу Сандерсу. Где сейчас книга?
— Я не скажу тебе до тех пор, пока ты не пообещаешь мне, что не пойдешь к шерифу. — Она вздохнула и закрыла глаза.
Его рука по-прежнему касалась ее головы нежно, но твердо. Он хотел вытеснить все мысли о Роберте Бек-кере из ее головы.
— Не будь упрямой. Речь идет о твоей жизни, черт возьми. И о жизни Джека. И кто-нибудь еще может быть связан с этим. — Он говорил тихо, но с яростью, которую не мог больше сдерживать.
Он почувствовал, как она замерла под его рукой, и увидел, как побелели костяшки пальцев, сжимавших чашку.
— Я это знаю, но ведь речь идет и о жизни Роберта.
— Мне нужны эти записи, Ли!
— Нет.
— Я… не… хочу… — Он замолчал, не зная, сможет ли произнести это вслух: «Я не хочу терять тебя». Он не мог выговорить эти сяова. Это замечание докажет Ли, как он зависим от нее, а он этого не мог допустить теперь.
— Ты не хочешь, чтобы я это сделала, и я знаю почему, — снова начала она, — из-за Роберта…
— Нет, — прервал он ее, испытывая адские муки. — Все, что я делаю, никак не связано с Робертом.
— Это мой долг, Кэбот.
— Да? А как насчет других долгов? — Слова, как будто сами по себе, вылетели из него. — Ты — моя жена, черт побери!
— А-а, наша сделка! — с болью в голосе воскликнула она. Ли замолчала и долго сидела тихо. Он стал думать, что она отступит и даст ему книгу. Ли закинула голову и посмотрела на него, глаза ее блестели от отчаяния. — Как бы ты себя чувствовал, если бы узнал, что Джек — не тот человек, за кого себя выдает…
— Мы говорим не о Джеке.