В Свете что то ёкнуло. Испугавшись, она попыталась подавить начавшее подниматься желание, но тут из-за угла сознания выглянула удивительная белокурая цыганка, которую Света встретила как то в метро и продавшая ей вантуз. Цыганка хитро подмигнула бездонным черным глазом и, пригрозив пальцем, одними губами сказала : ДА! Преодолевая ужас, который уже почти капитулировал под натиском воспоминаний школьных лет и обрывков ощущений редких приступов любви бывшего мужа, Света, которой неожиданно стало жарко, распахнула ситцевый халат и неожиданно для самой себя томным глубоким голосом пропела:
– Tut mir Leid, aber ich habe kein Geld, um mit Ihnen auszuzahlen. Aber ich habe etwas anderes. Vielleicht interessiert Sie das.
Игорь, почти уже закончивший, стоя на табуретке посмотрел на открывшийся вид и ему стало страшно. Сглотнув ежа, он хрипло прошептал :
– Да, конечно.
«Мама дорогая, чего ж это делается то, сука???»– думал он лежа на кафельном полу и смотря на свежеоштукатуренный участок потолка, который с заданной частотой перекрывался раскрасневшимся лицом Светы. Глаза её были полузакрыты, а рот, наоборот, широко открыт и булькал в попытках издания оргазменного звука. И вопрос, каким он будет, сверлил оцепеневший мозг Игоря, застреванием своим рождавший квакание лягушки, визг тормозов, вопль из темноты и мощный стон с подвыдохом…
Вспышка.
Высокие старые деревья скрывали в своем мире множество песчанных дорожек, паутина которых образовывала часть столь любимого горожанами пространства старого парка. Игорь сидел на волнистой, крашенной белой краской скамейке и читал книгу.
«С достаточной степенью уверенности можно предположить, что в жизни очень редко можно встретить какую-либо систему когнитивных элементов, в которой диссонанс полностью отсутствует. Почти для любого действия, которое человек мог бы предпринять, или любого чувства, которое он мог бы испытывать, наверняка найдется по крайней мере один когнитивный элемент, находящийся в диссонантном отношении с этим «поведенческим» элементом. Даже для совершенно тривиальных знаний, как, например, что некто собирается прогуляться в воскресенье днем, весьма вероятно, найдутся некоторые диссонирующие элементы. Человек, вышедший на прогулку, может сознавать, что дома его ждут дела по хозяйству или что собирается дождь и так далее. Короче говоря, существует так много других когнитивных элементов, релевантных по отношению к любому данному элементу, что наличие некоторой степени диссонанса – самое обычное дело.»
Захлопнув книгу, Игорь раскинул руки в стороны и положил их на спинку скамейки. Недавно закончившийся дождь напоминал о себе оставшимися редкими лужами, кусками отражающие ту реальность, в которой была скамейка, Игорь, парк и составляющие его деревья. Лужи, ненадолго ставшие частичками этого парка, никак в себе не отражались, подтверждая тем самым существование другой, отражающейся реальности, в которой им не было места и они являлись тем, благодаря чему эта альтернативная суть имела место быть. Вся эта хмурь рождала в уме тот самый диссонанс, о котором и было прочитано. У Игоря мелькнула мысль излишности подобного знания, ввергающего его в некую нервозность. Встав, он кинул книгу в рюкзак, закрыл «молнию» и двинулся к выходу. Человеческая малочисленность буднего вечера. Навстречу шла невысокая стройная женщина средних лет с печальным и хмурым лицом и разговаривала по телефону. Светлые волосы были стянуты назад, полы летнего плаща распахивались слабым ветром. Неторопливо приближаясь к Игорю, она подняла грустные глаза.
–Ну что «Света»? Что Света, мам? Почему я позволяю себя…
Нога подвернулась и поверхность Земли начала приобретать для Игоря вертикальное положение. Удар был смягчен выставленным локтем, принесенным в жертву ради позвоночника.
Небо. Когда то Болконский увидел его, будучи раненым при Аустерлице и узрел всю тщету помыслов мирских и стремлений. Игорь же, падая, успел уловить «…унижать?» как окончание вопроса в телефонную трубку и теперь лежал на спине и глядя в голубую бездну, перемежающуюся серыми обрывками, думал об этом. «Кто чувствует себя униженным? Относительно чего? Вот лежу я сейчас ниже уровня голов стоящих людей. Можно ли это считать унижением? Но я то лежу, а вот и не лежу. Потому как витаю в том самом небе, что не начиналось и не заканчивается и наполняет собой всё. И парк, и людей, и город, и вот эту холодную лужу. Тогда получается, если я в небе, то все остальные – ниже. Они унижены моим пребыванием в небе, но не ощущают этого. Потому что…