«Непорядок», — пролетело в девичьей голове, и она тут же ломанулась ко мне с бутылкой текилы.
— Ты чего не пьёшь, Дим?
— Так надо.
Я попытался замять тему, отшучиваясь и делая вид, что язва третьей степени не дает мне даже малейшей возможности употреблять алкоголь. Но Катерина не сдавалась.
— Слушай, ну ты же нормальный парень. Почему?
— Ты отстанешь от меня, если я скажу тебе, что веду себя как последняя шалава, когда пьян?
— Это уже становится интересно, — усевшись напротив меня, Катька подпёрла подбородок ладошками и ехидно усмехнулась.
— Уверяю тебя, ничего интересного для тебя в этом нет.
— Это ещё почему? Я не в твоём вкусе?
— Ага, Катенька, меня не интересуют девушки, понимаешь?
Глазки моей давней подружки загорелись нездоровым огоньком, и сама она захихикала:
— Я это знала, Дим. Но ты вот мне скажи, что — совсем-совсем не интересуют?
— Приблизительно так же, как тебя привлекает мексиканский тушкан.
— А он, кстати, очень милый.
Катька налила текилу в свой стакан и подвинула ко мне:
— Димончик, пей! Пей, тебе говорят! Я буду тебя соблазнять!
Идея была не нова — это пробовали уже сделать другие. Не сказать, чтобы я отличался особой красотой, но внимания женского пола мне доставалось достаточно. Периодически некоторые дамочки делали попытки затащить меня в постель, но до сих пор никто не делал этого, зная, что я гей.
— Ну что ж… — я осушил стакан залпом и закашлялся.
— Пей-пей. Операция «соблазнение мексиканским тушканом» объявляется открытой!
Полчаса спустя я был пьян в драбадан, а Катька истерично хихикала: ей казалось крайне забавным, как я начал путаться в словах. Схватив за руку, она потащила меня в ванную комнату — это было единственное безлюдное место в квартире. Заперев за собой дверь, Катька тут же стянула с себя кофту, оставшись в одном бюстгальтере.
— Недурно, — признался я.
Многие считают, что если ты гей, то женское тело для тебя так же отвратительно, как туша жирного тюленя на летней лежанке. Вовсе нет. Я вполне могу оценить красивое женское тело, грудь, задницу… Просто мой дружок при этом спит, как тот самый тюлень, и даже не шевелится.
— Нравится? — явно довольная моей реакцией, Катька расстегнула бюстгальтер, но снимать его не торопилась.
— Ну, показывай уже, — усмехнулся я. — Ты меня соблазняешь или чё?
— Штаны сними, — спокойно скомандовала моя соблазнительница.
— Чего?
— Ну, должна же я как-то видеть, реагируешь ты на меня или нет.
Хмыкнув в ответ, я расстегнул ширинку — не без труда, пальцы не слушались — и стянул джинсы, оставшись в одних трусах. Знал бы я, что меня будут соблазнять, — надел бы что-то более приличное, а не этот семейный кошмар в клеточку.
— Эротиииишно, — протянула Катька и, резво присев на корточки, стянула с меня трусы.
Я так и стоял со спущенными джинсами и трусами посреди ванной, глядя сверху вниз на Катьку, которая не без интереса разглядывала всё то, что только что оголила.
— Эх, Димон, такое добро пропадает — столько бы баб ты осчастливил!
— Ну почему же пропадает? Просто не баб счастливлю, а так тот же принцип.
Резко встав, Катька врезалась затылком о мой подбородок так, что я услышал лязг собственных зубов.
— Чёрт, больно!
Сам не понимая почему, я начал смеяться, и Катька сделала то же самое. Конечно, два пьяных полуголых человека в ванной только что дробылазнулись друг о друга — что может быть веселее? Да что угодно! Но тогда почему-то хотелось ржать как конь. И мы бы ржали, как два упоротых крота, если бы Катька не задала вопрос, от которого заныло внизу живота.