Заинтриговавший тебя разговор о журналисте не возобновляется. После пяти минут кипячения, отмеченных звонком таймера, который ты сразу же выключила, чтобы не тревожить няньку с сыном, они разобрали свои часы. Выявился однозначный победитель, который, собственно, и настаивал на состязании, – оказывается, ему подарили часы для подводного плавания. У них даже не запотело стекло. У второго стекло запотело, но ход часов не изменился. У третьего же часы за пять минут успели отстать на одну минуту. Теперь они пошли наверх, с интересом обсуждая, восстановится ли ход полностью, после того как часы высохнут, или нет.
Вечер заканчивается: теперь все предаются воспоминаниям.
Естественно, ты помнишь события десятилетней давности, но в двадцать с небольшим тебе было абсолютно неинтересна фамилия вашего предгорисполкома или управляющего Жилсоцбанка. Правда, из скупых рассказов мужа о себе ты знаешь, что тогда он приехал работать в ваш город из Петербурга и начинал в Госбанке с должности начальника отдела. Опять-таки ты удивляешься не его карьере и влиянию, а тому, как можно такому мужчине дожить до сорока лет без штампа в паспорте.
Подвыпившая молодая женщина, побывавшая в Сиднее, подначивает мужчин, которые вспоминают выборы, альянсы и интриги, плакатно-демагогическими фразами. Она говорит о том, что много людей живут плохо, а что же власть? Власть ездит по зарубежам! Не заботится власть о народе… Человек с золотыми часами, у которых начал сбоить ход, с виду выглядит самым простым и реагирует вполне серьезно. Он зачем-то объясняет, что работать в госструктуру он пошел только потому, что это было нужно его фирме – и, естественно, фирма продолжает выплачивать ему зарплату в прежних размерах помимо его государственного жалованья. “И еще молоко должны были бы доставлять на службу за вредность условий”, – добавляет он. Но она не успокаивается, а продолжает провоцировать сильных мужчин, которым все это очевидно неприятно. Они сидят с таким невозмутимым видом, как будто на их глазах кто-то залез рукавом в салат соседа, по ходу столкнув стакан с вином и залив скатерть. Ты внимательно рассматриваешь свою гостью: это для тебя новый вид. Она хорошо ухожена, молода, с яркой внешностью, длинными стройными ногами – и явно вашего круга. Тебе, однако, никогда не приходил в голову и сам ее вопрос: зачем этот круг России, не говоря уже о том, чтобы им дразнить; а она это делает. Однако прежде, чем ты подумаешь, почему тебе это нельзя, а ей – можно, ты слышишь ледяной голос мужа:
– Да мне плевать, что страна стала жить хуже, зато я стал жить лучше. И вы, кстати, тоже.
Она смеется хриплым смехом, подходит к нему и спрашивает, может ли она его поцеловать. Он встает, деланно округляет глаза и выразительно подставляет ей профиль.
Вы провожаете гостей. Ты чувствуешь наряду с обычной гордостью за своего мужа еще и некоторое смятение чувств. В твоей умной голове все разложено по отсекам, которые при необходимости полностью изолируются друг от друга. И все, что остается, – это отсутствие вопросов и смятение чувств. Он раздражен, и ты не знаешь, нужна ли ему сейчас твоя близость. Более того, ты его немного боишься.
Примерно через месяц после этого вечера по одному из центральных телеканалов на всю страну разносится весть, что на главного редактора одной из газет в вашем городе было совершено покушение.
Пуля прошла навылет; ранение правой руки.
Ты периодически читала эту газету – она имела, пожалуй, самый большой тираж в вашем крае. Она действительно покусывала то богатых людей, то краевые власти. Более того, однажды в ней косвенно перепало даже тебе; то есть не тебе конкретно, а тем людям, которых ты представляла по делу о невозвращенных кредитах. Конечно же, в газете все наврали. То есть факты-то правильные, но только часть, да и подача материала… Ты вспоминаешь разговор людей, варивших свои часы. Сплошное смятение чувств. Даже некоторое злорадство, одновременно с облегчением, что не убили.
За ужином вы молчите; все паузы заполняет сын, который лепечет что-то постоянно, когда его рот свободен от еды. После ужина ты заговариваешь о покушении. Он удивлен или делает вид, что удивлен, – ты не знаешь. Но звонит телефон, на следующей неделе он едет инспектировать отделения Центробанка в крае. Вы не поговорили.
С тобой ничего не происходит. Вопрос, который сформулировал бы любой из героев детективных романов: принимал ли косвенное участие в покушении на журналиста твой благоверный или нет? – не выкристаллизовывается и не выпадает в осадок в твоей умной голове.
Ты ведешь прежний образ жизни; в вашей фирме по-прежнему куча клиентов; у тебя даже появилось ощущение, что их количество увеличилось. И куча подруг, которые любят мартини, кофе с мороженым и – поболтать.
Он вернулся из поездки почти через три недели. Пожаловался на скверные гостиницы и некомпетентность работников своей конторы в маленьких городках. Объяснил тебе, что повсюду принимают специалистов по принципу родства, а потом начинаются проблемы; что нужно ориентироваться на талантливых исполнителей из массы народной.
Если их найти и вытащить оттуда, то это – самые надежные и старательные работники, но его позицию в конторе только официально поддерживают, а неофициально проводят свою непотистскую кадровую политику. Трайбализм кругом, в общем. (Ты потом полезла в словарь, чтобы разобраться с терминами. Решила, что поняла его правильно.)
Редактор выздоровел после покушения и уехал из города. Следствие по делу закончилось ничем. Газета стала кусаться меньше, а ваши клиенты совсем исчезли с ее страниц.
Но однажды, почти два года спустя, он сам заговорит с тобой об этом.
Он расскажет, что газету покупал коммерческий банк, в котором обслуживается часть самых крупных клиентов вашей юридической фирмы.
А коммерческому банку нужны хорошие отношения с твоим мужем.
Редактору принадлежала треть акций газеты – в данных конкретных условиях блокирующий пакет. Он продал их первым из учредителей; собственно, ему первому и предложили. Задорого.
А потом ему было очень неудобно. Твой муж считает, что журналист сам выстрелил в себя, инсценировав покушение. После этого можно было сделать испуганный вид и заявить о продаже им акций газеты.
Задешево. Хотя учредители-то все равно знали истинную цену. Но остальные журналисты – нет.
Он смеется, рассказывая это. Вы обсуждаете свободу слова, и у него эта история пришлась и к слову, и к свободе. Ты опять испытываешь смятение чувств. А ведь ты носишь его второго ребенка. Но он пока этого не знает.
Ты скажешь ему об этом, он улыбнется, прижмет тебя к себе и скажет в ответ: “Счастье мое”, – и ты растаешь.
МОКИН
Восемь человек на одной лавке -
Вот и конец моей сказке.
Ушедшие из времени входят в реку забвения. Она течет под толстым слоем повседневности, и только в редких местах можно пробить ледяную корку будней и увидеть тех, кого не было. Опасность подстерегает всякого, кто попытается это сделать: его начинают преследовать злобные химеры Литературы и Истории. Они рисуют перед путником миражи, уводя его подальше, в дебри бумажной реальности. А когда им не удается это сделать, когда человек все-таки пробивается к забытым поступкам и чувствам, они прыгают ему на спину и сталкивают в прорубь. И ушедших из времени становится больше.
Александр Мокин знал, чего он хотел. Это редкое качество человека вообще, а родившегося в России – и подавно. Отыскивая входы в иное измерение, лишенное времени, он снискал устойчивую репутацию наемного аналитика, которого интересуют в основном деньги. Он продавал свои услуги, проводил расчеты, оформлял доклады и на полученное вознаграждение ехал дальше. Входы в другой мир открывались неожиданно, и никаких правил в их расположении не было.