Он решил выбираться в Евпаторию, а потом, если там не будет жены, двигаться дальше в аэропорт Симферополя и в Новосибирск. Ему захотелось потрепаться ни о чем с сыном и выпить самого популярного в Новосибирске омского пива “Сибирская корона”. Решение о дальнейшей жизни было принято, все было понятно, и он был снова прав.
Когда к вечеру он пришел в номер санатория, жена там была. Она собиралась пойти ужинать, когда появился веселый и усталый Петров.
Глядя на его потную, небритую и запыленную физиономию, она слегка скривила губы и спросила, ждать ли его. Петров, отправившись в душ, сказал, чтобы она шла ужинать одна.
После душа он упаковал свои вещи, переоделся и пошел в ресторан при санатории. Их столик был занят: жена сидела в окружении мужчин и ела так же, как играла в рулетку: с большими перерывами, рассматривая интерьер и окружающих, как будто она была здесь впервые. Петров сел за свободный столик, указанный знакомым администратором, намереваясь быстрее покончить с ужином и отправиться спать. Но не успел он допилить ножом свой лангет, как к нему подсела девушка, вошедшая в фазу неопределенной молодости, и завела светский разговор о погоде.
Думая отвязаться от нее, Петров угостил ее хересом, наивно полагая, что женщинам не может нравиться это вино. Распив бутылку на двоих,
Петров получил приглашение искупаться. Ему понравилась эта мысль – ужин после вынужденных двух суток диеты показался ему слишком плотным.
Купание действительно освежило его, но некоторые вещи показались слишком стремительными: его новая знакомая все время порывалась целоваться. Раза с третьего до Петрова дошло, чего она хочет, в результате он чуть не нахлебался морской воды.
Девушка жила в соседнем санатории, он проводил ее, но внутрь входить не стал, договорившись о встрече завтра за обедом; зная, что этой встрече не суждено состояться. Его всё еще как-то веселило происходящее, и несмотря на усталость Петров пошел к себе в номер почти вприпрыжку. Час, впрочем, был еще ранний: самое начало второго. В танцзале санатория развлекался народ. Петров присел на стоящую рядом лавочку и вытянул ноги. Он не думал ни о чем, слушая глухой рокот поп-музыки и возбужденные вскрики танцевавших.
Неожиданно, выйдя откуда-то справа, рядом села жена. Посмотрев на него, она вдруг сказала: “Петров, а за тебя, оказывается, надо бороться”. Он промолчал. Они посидели еще какое-то время.
На следующий день она улетела из Симферополя вместе с ним. До конца назначенного срока в три недели они не дотянули всего два дня.
В Новосибирске было уже прохладно. Цех Петрова встал: через три дня после его отъезда стал расти процент брака, к исходу второй недели некондиция составляла уже больше половины выпуска. В этих условиях заместитель Петрова счел за лучшее отправить всех в неоплачиваемый отпуск.
С возвращением Петрова жизнь началась снова. Он заметил, что рабочие смотрят на него какими-то другими глазами, всячески демонстрируя ему свое уважение и общую старательность. Уровень качества удалось восстановить быстро.
Через неделю прилетел крымско-московский татарин Георгий. Петров искренне поблагодарил его за свой евпаторийский отдых. Тут же выяснилось, что Петрову увеличили жалованье в два с половиной раза, а его выезды и работа по налаживанию производства в других филиалах будут оплачиваться отдельно, дополнительно и по более высокой ставке. Конечно, Петров согласился.
Отпуск кончился, и из загаданных желаний сбылось почти все.
Наступила ранняя сибирская осень, и Петрову стало казаться, что тяжелая летняя жара и злость были в его жизни уже много лет назад.
По воскресеньям все семейство Петровых стало выбираться за город на семейном автомобиле. Бывает, Петров подолгу смотрит на свою жену, пытаясь вспомнить что-то, что, как ему показалось, он почти понял в ней на юге. Бывает, что, сидя на берегу Оби или гуляя по местным лесам, Петров вдруг ощущает светлую щемящую тоску. Может, он предчувствует неизбежность инфаркта, о которой его нынешний приятель, крымский татарин Георгий, будучи врачом по образованию, сказал его жене этим летом, настаивая на том, что Петрова надо вывозить в отпуск как минимум два раза в год. А может, это последствия перехода Петрова от водки к потреблению крымских вин: водка его бодрила, а вино тяжелит голову и делает Петрова сентиментальным.