Буян по-прежнему продолжает зло и громко отдавать голос, и отдает голос он определенно куда-то вверх, то есть работает по зверю, сидящему на дереве. Мы осторожно подходим к тому месту, где наша собака держит рысь, и, конечно, помним, что стрелять рысь, которую собака загнала на дерево, надо очень точно, по месту, чтобы раненый зверь, оказавшийся на земле, не поранил собаку — такая встреча может окончиться для собаки плачевно.
Мы уже видим нашего Буяна — он чуть в стороне от дерева, высоко поднятая голова и все тот же злой, частый, неукротимый лай. Приглядываемся к дереву, ищем рысь, но пока не находим. И наконец обнаруживаем кота, обыкновенного домашнего кота, плотно прижавшегося к суку.
От того места, где Буян отыскал свою «рысь», до ближайшего населенного пункта, вполне пригодного для проживания домашних котов и кошек, было не так уж близко. Какая нелегкая занесла этого усатого-полосатого путешественника в такую даль, в самую таежную глухомань? Я оттаскиваю в сторону беснующуюся собаку и пытаюсь вступить хоть в какие-то переговоры с обнаруженным нами бродягой. Но кот неумолим — он нас попросту игнорирует.
Тогда я еще не знал, что у местных котов давно вошло в привычку по весне, как только начнут подсыхать лесные дороги, отправляться в тайгу и, как ни в чем не бывало, возвращаться обратно только с крутыми осенними холодами, чтобы здесь, в родном жилище, на теплой печи пережить вместе с остальными домочадцами глухие зимние дни, а по весне снова собраться в свой отхожий промысел. И что интересно, такими путешественниками в здешних местах были только мужские особи мяукающего племени, женская же часть кошачьего населения никуда особо от дома не отходила и была занята по летнему времени воспитанием подрастающего поколения.
В тех же охотничьих билетах, которые выдавались тогда нам, охотникам, в графе «обязанности» черным по белому значилось, что каждый охотник обязан бороться с бродячими собаками и кошками, ибо эти бесхозные путешественники порой становились чуть ли не главными разбойниками в охотничьих угодьях. Вот и этого кота, застигнутого нами в его разгульном походе, нам следовало просто-напросто пристрелить, но ни у меня, ни у моего друга-товарища рука так и не поднялась на этого бесстрашного бродягу.
Кота мы оставили в одиночестве переживать встречу с охотниками и с серьезной охотничьей собакой, а Буяна, как могли, постарались успокоить.
Если в случае с «рысью» наш пес явно опростоволосился, то, встретив свежие медвежьи следы, повел себя просто молодцом.
По медвежьему следу Буян шел молча до тех пор, пока не встретился со зверем. О том, как проходила эта встреча, мы, к сожалению, могли судить только по голосу Буяна, ибо прийти на помощь к нему не решились по той причине, что время было уже позднее и свидание в сумерках с медведем, которого старается остановить, удержать на месте собака, казалось нам делом крайне рискованным — уж пусть Буян самостоятельно решит, когда окончить этот «разговор» на повышенных тонах.
Мы поднялись в гору, на которую вслед за медведем ушел Буян. Медвежий след перевалил лысоватое всхолмление и стал спускаться к реке. Туда ушла и собака. Судя по всему, медведь двинулся дальше по самому берегу речки. Тут-то и настиг его наш Буян.
Отсюда, с бугра, мы хорошо слышали, как Буян громким, злым лаем старался остановить зверя, работая, видимо, впереди, около морды. Но медведь шел дальше, не обращая внимания ни на какие угрозы. И тогда Буян обрывал свои грозные предупреждения, и вместо них до нас доносился резкий, недовольный рык медведя — это наша собака оказывалась сзади зверя и, желая все-таки хоть ненадолго задержать его на месте, не дать ему быстро уйти, старалась ухватить врага сзади за гачи, за «штаны». Тут-то серьезно потревоженный зверь и оповещал окружающие места хриплым рыком.
И снова Буян «орал» на медведя, вставая у него на пути, и снова, не добившись тут ничего, отскакивал назад и старался ударить зубами по задним лапам.
Но долго удерживать на месте здоровенного зверя, направлявшегося куда-то по своим, видимо, очень важным делам, Буян все-таки не мог — не равными были силы, хотя, случись все это днем, на свету, я думаю, мы смогли бы подойти к медведю достаточно близко. Так что нашей собаке за такую работу полагалась определенно высокая оценка.
Буян разыскал нас уже совсем в темноте. Я осмотрел своего разгорячившегося охотника и вроде бы не обнаружил на нем никаких следов жесткого контактного боя.
Что еще особенно запомнилось мне после тех сентябрьских путешествий с Буяном по вологодским лесам?
Если к рябчикам и глухарям мой пес так и не обнаружил в себе никакого интереса, то тетерева однажды его вдруг заинтересовали, и он с ходу поднял со жнивья овсяного поля целую стаю лесных кур и петухов. И стая эта была столь многочисленна, что я невольно сравнил ее тогда с осенней стаей грачей, собравшихся на юг. Такого множества тетеревов, разом вылетевших на кормежку, мне больше нигде не привелось наблюдать.
Поднятые Буяном и подгоняемые им тетерева стаей-тучей исчезли в лесу. Следом за тетеревами умчался и мой пес. Как ждал я тогда, как хотел наконец услышать своего Буяна, подавшего голос по посаженной им птице, по тетереву, усевшемуся на дереве. Тогда бы я постарался подойти к птице, которую отвлекала бы собой деликатная лайка, что не бросается в этом случае на дерево, где сидит тетерев, а только редко, не очень громко, раз за разом отдает голос-известие: здесь я, здесь тетерев.
Увы, никаких признаков возможной деликатности у своего Буяна я пока так и не обнаружил. Пес, поднявший на крыло стаю-отряд тетеревов, молча, как по медвежьему следу, кинулся вслед за улетевшими птицами, еще дальше разгоняя их по лесу. А какой дурак-тетерев при такой напористой собаке сразу опустится на вершину дерева и будет, не торопясь, рассматривать сверху своего врага? Нет, эти птицы правильно оценивали обстановку и стрелой неслись как можно дальше от опасного места.
Такие многочисленные тетеревиные стаи-отряды мой Буран поднимал здесь часто и всякий раз, видимо, считал своей обязанностью только угнать этих самых птиц как можно дальше в лес.
Что еще до сих пор помнится мне из тех сентябрьских охот на севере?
После хмарых, сыроватых дней вдруг с утра показалось приветливое солнце, последнее солнце уходящего сентября. И сразу в ответ этому солнцу чисто заголубело небо над островками, грядками золотистых осенних березок. Вот здесь-то, возле такого праздничного островка молоденьких березок, поднявшихся посреди недавно убранного хлебного поля, я буквально спихнул вальдшнепа, за ним тут же второго, третьего.
Какая чудесная осенняя высыпка этих тайных обитателей лесной чащи была подарена мне в тот раз! Я очень медленно шел вдоль разнаряженных березок, а вальдшнепы все вылетали и вылетали передо мной и низом, почти над самым жнивьем, плавно уходили в сторону леса. Голубое-голубое небо, живое золото осенних березок и тихий, колдовской полет-течение бурых птичек одна за другой, как большие осенние листья на неспешном ветру, низко плывущие над светлым-светлым жнивьем, оставшимся после совсем недавно убранных хлебов.