— На-ко те в пузо, Шестипалый! — сипло взвизгнул сгорбленный коромыслом мужик с жидкой татарской бороденкой. — Знамо, кто те зенки заливат! Посулы дает, а случись дело — дык в кусты, а меня казак нагайкой! Накось, держи карман шире! — сделал он неприличный жест.
Толпа гоготнула в восторге.
— Ах, ты паскуда! Казацкой плетки испужался! — зачастил в ярости Шестипалый и, соскочив проворно с коряги, смазал оппонента по роже: — Вот те!
Мужик потряс бороденкой, согнулся в три погибели и неожиданно по-козлиному боднул Шестипалого в живот. Сцепились, злобно рыча, завертелись на сырой осклизлой глине.
Евдоким, ученый горьким опытом, не остывший еще после «опохмелки», потрогал горевшее от затрещины ухо, попятился, чтоб не попасть в новую передрягу. Стоящие кругом проявили слабый интерес к потасовке: здесь и почище бывают баталии… Все же двое-трое лениво растащили тузивших друг друга противников.
В этот момент на корягу вскочил невысокий парень с щегольскими усиками над ярко-красными губами, тряхнул черной копной курчавого чуба, поднял руки.
— Эй! Погодите морды утюжить попусту! Дело есть.
— А ты кто такой?
— Я не Шихобалов…
— Да ну? Врешь, чать? — откликнулся кто-то озорно.
— Верно говорю.
— А-а! Стало быть, ты предводитель дворянства Чемодуров!
— Нет, я Михаил Заводской!
— Фью-ю! Ну и хрен с тобой! Велика шишка — заводской… А мы — народ вольный! Крючники-дворянчики. Ась?
— Говори правду, кто тебя подослал? Купец Марков?
— Меня не подсылали, — нахмурился оратор. — Я сам пришел. От Самарского комитета Российской социал-демократической рабочей партии.
— Таких не знаем. Давай отсюда!
— Это партия трудящихся, рабочих. Вы рабочие, значит ваша это партия. Есть и другие партии, например, — черносотенцы. Они величают себя «Союзом русского народа» — ха-ха! То-то и прет от этого союза русским духом. Особенно от его главарей: Карла Амалии Грингмута, Буксгевдена, Пуришкевича и Пихно — тож…
— Го-го-го! Ха-ха-ха!
— Знай наших, туды их! — зашевелились серые чуйки, подступая ближе к трибуне-коряге.
— Я пришел растолковать вам, пролетариям, как добиться улучшения своей жизни.
— А что за интерес у тебя к нашей жизни? Чего ради стараешься? — выкрикнул Шестипалый.
— Тихо ты! Дай слово сказать человеку! — зацыкали на него. Кудрявый с усиками продолжал:
— Гвалтом да дракой толку не добьешься, а начальству на руку, чтоб вы подняли тарарам. Самый раз тогда пустить в ход нагайки да пули, расправиться с вами, как царь расправился с рабочими в Питере девятого января. Граждане крючники! Царь начал открытую войну с народом, и ваше место среди сознательных рабочих, тех, которые поднимаются против самодержавия. Россия залита кровью, в Маньчжурии гибнут тысячи солдат. Не довольно ли мук и страданий? Не пора ли разогнуть спину и посмотреть вперед? Мы можем добиться работы, хлеба и свободы только всеобщей политической забастовкой и вооруженным восстанием. То, чего вы сейчас хотите от властей, — только частица ваших прав, но и их надо добиваться твердо, с достоинством. Если никто из вас не станет на погрузку барж, купцам-биржевикам деваться будет некуда, они выполнят ваши требования. Сейчас им хочется проволынить день-другой, чтоб расколоть вас, внести раздор, а тогда легче прибрать всех к рукам. Но вам нельзя уступать, надо организоваться, установить твердый порядок промеж себя, а не рвать друг у друга кусок хлеба.
— Какой еще порядок? — крикнул, осекаясь, Шестипалый. — Слышите, други? Про порядки заговорил! Это его купцы подослали! Ходи — давай ему в печенки!
— Врешь, Шестипалый! Человек дело бает! — надрывался скрюченный коромыслом мужик. Он прочихался после драки и опять был готов на нож за интересы «обчества».
Но Шестипалый уже посеял зерно сомнения. Неразбериха выкриков, бестолковая брань. Сбитая с панталыку толпа с угрюмой недоверчивостью смотрела на оратора. Крупные черты лица, коренастая фигура, добродушно-суровый взгляд. Никому и в голову не пришло, что этот простоватый на вид, похожий на подмастерья парень, Заводской — бесстрашный, непоколебимый революционер Никифор Вилонов, доверенное лицо Ульянова-Ленина, большевик, насидевшийся в тюрьмах. Но чего уж говорить о буйной волжской голытьбе — не многие в то время слышали в Самаре имя Ленина!
В городе и губернии и так не густо было социал-демократов, а после провалов и арестов в 1904 году стало и того меньше. К нынешней весне в организации насчитывалось всего полсотни рабочих да некоторое количество руководящих социал-демократов. А революция меж тем разрасталась, одна за другой вспыхивали стихийные забастовки, требовалось четкое и твердое руководство политической борьбой просыпающихся рабочих, которых в мещанской Самаре было тринадцать тысяч на девяносто шесть тысяч жителей. В эти тринадцать тысяч полупролетариев входила и разболтанная неустойчивая масса волжских крючников и галахов — страшная сила, которую могли использовать заправилы черносотенцев против революционных рабочих. Надо было оторвать эту силу, организовать для сознательной политической борьбы. А попробуй организуй буйную стихию!