Через минуту Воеводина и его спутниц догнал на велосипеде толстый неуклюжий малый с мохнатыми бровями, оглянулся, лихо тормознул, обдав прохожих пылью. Держась одной рукой за руль, другой снял картуз, поздоровался и вытер подкладкой бритую голову, сизую и бугристую, как вилок капусты.
— Куда бог несет, Босая Голова? — спросил Воеводин.
Босая Голова ответил так, что Муза ничего не поняла:
— От Сокола везу туды… А оттуда — в овраг. Еще Василий сказывал, вас «Маркс» ищет, нужны ему срочно.
— Добро, Коля, сейчас… Ну, катай с богом!
Босая Голова вздохнул, взгромоздился на свою машину, тяжело затрясся по ухабистой пыльной мостовой. Муза поглядела ему вслед, сочувственно покачала головой:
— Умотался бедный…
— Гм… Умотаешься….
Воеводин посмотрел по сторонам, не поворачивая головы, — прием, выработанный долголетним опытом конспирации, — и повторил:
— Умотаешься… Если под курткой твоей пуда полтора нелегальной литературы напичкано. Ну, да Босой Голове не впервой, привык курьер. Прошу извинить, товарищи, мне придется оставить вас.
Он остановился и, как бы умываясь, провел ладонями по малокровному лицу. Оно еще сохраняло бледность, которую накладывает на человека тюрьма, откуда Воеводин недавно вышел. — Кстати, Лена, — спохватился он. — Как твоя подопечная Анна? Организовали они союз?
— Сегодня, Александр Дмитрич, Анна скажет мне, на какой день назначено у них собрание. Мы с Музой зайдем сейчас к ней.
— Ну, счастливо добраться, без «хвостиков»…
Воеводин свернул на Симбирскую улицу к деревянному двухэтажному домику, где жил человек по кличке «Маркс», он же «Дьявол», он же «Старик», он же чиновник управления железной дороги дворянин Василий Петрович Арцыбушев. О том, кто такой на самом деле этот кряжистый старичина с длинной бородой, четвертый год исправно ходивший на службу, знал лишь ограниченный круг партийцев-подпольщиков. Жандармы, у которых он был под гласным надзором, арестовывали Арцыбушева не менее двух раз в год, но прекрасный конспиратор с двадцатипятилетним стажем революционной деятельности, руководитель паспортного отдела Восточного бюро ЦК РСДРП вел работу так, что провалов не было.
Ни Лена Рыжая, ни тем более недавно вошедшая в организацию Муза ничего этого не знали. Они знали кое-кого из агитаторов социал-демократов, таких, как Коростелев, Разум, Кузнецов, Птенец, знали Воеводина, дававшего им поручения. Последнее поручение оказалось весьма канительным: нужно было помочь самарским прачкам организовать свой союз. «Что мы, хуже всех? Или нас меньше других притесняют хозяева?» — возмущались они, замордованные изнурительной работой, сварливые и злые.
Пообещав Воеводину встретиться сегодня же с заводилой разбитных самарских прачек Анной Гласной, Лена и Муза направились к ней.
Анна стояла у ворот, очевидно, поджидая. Увидела подруг и изменилась в лице. Если Муза сейчас только узнала о существовании какой-то прачки Анны Гласной, то Анне девушка была известна хорошо.
«Что за чудеса загадочные?» — охватило Анну нехорошее предчувствие. Захотелось тут же отвернуться и уйти. Но Лена уже махала приветственно издали, избегнуть встречи было невозможно, и Анна осталась на месте. «Та-ак… Гимназистка Кикина — социал-демократка?.. История!.. А ведь это здорово, если так! Не худо, эх, не худо бы молодым волчицам да столкнуть родителя матерого в яму…»
Повеселев, Анна отвернулась и прикрыла концом косынки короткую злорадную улыбку. А когда Лена со своей спутницей приблизилась, она, поборов минутное смятение, спокойно протянула им руку.
Здороваясь, Муза вдруг застенчиво покраснела и нахмурилась. Она поймала себя на мысли, что молодая статная девушка с милыми веснушками на носу, с нежными ладонями и съеденными щелоком ногтями вынуждена каждодневно гнуть спину над корытом ради того, чтобы другие жили барынями. Так не странно ли, что одна из таких барынь пришла к рабочей девушке, чтобы помочь ей создать союз для борьбы с эксплуататорами!
Лена сказала:
— Нам пора отправляться на маевку. По дороге обо всем поговорим, идет?
Анна пожала округлыми плечами. Рассудок опять и опять возвращал ее к Музе — никак не могла заставить себя поверить в искренность происходящего, уж больно глубокая пропасть зияла между ней и этой купеческой дочкой. И, продолжая удивленно соображать, какое той дело до рабочей маевки, а тем более до нужд и бед прачек, Анна досадовала: зачем послушалась Сашу Коростелева? Зачем связалась с этими господами? Может, они и революционерки, но революционерки для себя. Здесь Анну не обманешь.