IX.
Чащиловская публика была неумолима, как и всякая другая провинциальная публика. Помилуйте, общественная нравственность была потрясена в самом основании, и матери говорили между собой о Буянке с ужасом. Ведь теперь невозможно принять ее в дом или подать руку, не компрометируя себя. При взрослых дочерях имя Буянки не упоминалось совсем. Правда, мужчины были снисходительнее, но в таких случаях они предпочитали отмалчиваться. Если чащиловския дамы могли позволять себе легкия интрижки, то это совсем другое дело, и даже во всех оперетках об этом подробно говорится. А девичий грех совсем особь статья... Кружковцы положительно ликовали, и m-me Моториной пришлось выдержать несколько горячих стычек. Конечно, главной зачинщицей являлась здесь m-me Ливаневская, не умевшая простить Буянке ея театральных успехов. Ливаневскую поддерживал архитектор Борщевский, служивший в кружке премьером. Из кружка толки и пересуды перешли в Капернаум, но здесь не встретили особенно горячаго сочувствия. -- Не наше дело,-- политично заметил земский председатель Лихудин.-- Да и Иван Петрович такой почтенный человек. Антрепренер Добрецов, игравший на бильярде, подтвердил это благоразумное мнение и прибавил от себя тоном специалиста: -- Попробуйте вы, господа, быть девушкой хоть на месяц, тогда я узнаете, каково ей приходится... Нельзя, милашки, все обвинять! Вон у меня их сотни перебывали, а каждая милашка по-своему с ума сходит. Комик Чайкин не принимал никакого участия в этих пересудах, хотя театральныя дамы и приставали к нему с разспросами. -- Ничего я не знаю,-- отвечал он обыкновенно. -- Да ведь вы, Платон Егорыч, и письмо ей тогда на Пасхе передали? Не отпирайтесь... И на дачу к ней каждую субботу ездите. Ну, покайтесь, голубчик, вы влюблены? -- Да, влюблен,-- соглашался комик, чтобы отвязаться.-- Я во всех женщин влюблен. На даче Чайкин, действительно, бывал только по субботам, когда не было спектаклей. Буянка встречала его не одинаково: то совсем равнодушно, то как своего человека. Для их обычных разговоров поставлено было только одно условие: не говорить ни слова о театре. -- Понимаете я не могу...-- обясняла Буянка, опуская глаза.-- Настоящий театр -- ужасная вещь! Я говорю не о пьесах, а об общем строе жизни, о театральных нравах. -- Театр тут ни при чем, Елена Васильевна,-- спорил Чайкин.-- Он, как всякое другое общественное учреждение, ни прав ни виноват... Все зависит от условий и времени... -- Да ведь всегда так было? -- Нет, раньше было лучше, когда труппы изображали собой большия семьи, как было в провинции. Нынче все перепуталось благодаря новым условиям... Публика скучает, если актер или актриса служит роковой третий сезон. -- Скверная, значит, публика, и все дело сводится на то, чтобы угождать ей. Знаете, я боюсь даже думать о театре, как пьяница о водке... Это моя погибель. Если бы наступил тот день, когда я опять поступлю на сцену -- это будет мой последний день: я умерла бы для самой себя. Чайкину правилось слушать, как говорит Буянка, и он все время наблюдал ея оживлявшееся лицо, вслушивался в интонацию голоса и следил за всеми оттенками переходов от одного настроения к другому. Он чутьем артиста чувствовал в ней то, что называется талантом. Да, она умела сказать одним словом то, что не выговорится длинной фразой,-- говорил в ней не один язык, а все лицо, глаза, вся фигура. Прежней Буянки не было с ея резкими выходками и молодой грубостью, а была совсем другая женщина, о которой нельзя было даже сказать, красива она или безобразна, но которую хотелось слушать без конца и смотреть на нее. В ней, прежде всего, привлекала неудержимо-чарующая простота: она была в каждом слове, в каждом движении. Буянка со своей стороны могла то же сказать про Чайкина, хотя и с некоторыми поправками: он постепенно сделался тем своим человеком, о котором не думают, красив он или дурен, хорош или не хорош. Просто -- Платон Егорыч... Часто Буянка даже забывала о присутствии своего гостя, особенно, когда он уходил в детскую к Коле. Разговоров о театре нельзя было избежать только в присутствии Петлина, благодаря его неудержимой болтовне. Он бывал на даче раза два в неделю и часто очень надоедал Буянке; сядет и сидит без конца, разсказывая городския новости. В последнее время Буянка заметила, что редактор почему-то недолюбливает Чайкина, и откровенно спросила его об этом. -- Я? Я не люблю Чайкина?-- изумлялся Петлин.-- Пощадите, Елена Васильевна... Если говорить правду, так мне, право, решительно все равно, существует он на белом свете или нет. -- Однако вы придираетесь к нему, Харлампий Яковлич? -- Ах, это уж извините: отцу родному не спущу, если бы он заговорил глупости, а Чайкин... Извините меня, Елена Васильевна, но Чайкин, говоря между нами, глуп -- и глуп специально-театральной глупостью. Заметьте, он и говорит готовыми фразами, надерганными из разных пьес. -- К сожалению, не могу с вами согласиться, Харлампий Яковлич. Мне лично не нравится самый тон, каким вы говорите в последнее время о Платоне Егоровиче, точно подозреваете его в чем-то очень дурном. К удивлению Буянки, Петлин как-то принужденно замолчал, а потом долго не мог попасть в свой обычный легкомысленно-газетный тон. -- За что вас не взлюбил Петлин?-- спрашивала Буянка комика спустя некоторое время. -- Меня? Право, не замечал... -- Вы не умеете обманывать... Говорите правду. Чайкин в свою очередь смутился не меньше Петлина и после неловкой паузы наконец признался, что Петлин, кажется, ревнует его. Это разсмешило Буянку до слез. -- Ревнует вас?-- говорила она, задыхаясь от смеха.-- Позвольте узнать, к кому? -- Это тайна,-- отшучивался Чайкин. -- Я требую, чтобы тайна была открыта, потому что пред вами любопытная женщина. -- Неужели вы не догадываетесь, Елена Васильевна? -- Хоть убейте, ничего не понимаю! Итак?.. -- Итак, Петлин ревнует меня к вам. Теперь очередь смущаться выпала уже на долю Буянки. Петлин влюблен в нее? Петлин, отец четверых детей и примерный муж? Петлин, которому за сорок лет? Петлин, лучший друг дяди? Нет, это что-то невозможное и даже обидное... Она, кажется, не позволяла себе никогда и ничего такого, что дало бы кому-нибудь повод разыгрывать с ней романы или вообще смотреть на нее, как на "даму, приятную во всех отношениях". Неужели она уже так низко упала, что может возбуждать в мужчине только определенный род чувств и желаний? -- Скажите, пожалуйста, Платон Егорыч, вы это говорите серьезно?-- спрашивала Буянка изменившимся голосом. -- Да. Вы сами требовали этого... Только вы напрасно так встревожились: на артисток большинство публики -- мужчин смотрит с известной точки зрения, а вы имели несчастие служить на сцене. Это, в сущности говоря, самая обыкновенная история, на которую не стоит обращать внимания. Одинокая женщина не застрахована ни от чего... Наконец в руках каждой женщины есть тысяча тех маленьких средств, какими выпроваживают мужчин за дверь. -- Но ведь это обидно, поймите вы, ради Бога!.. Да, обидно... Неужели я похожу на тех женщин, с которыми можно позволить себе все? Чайкин истощил все известныя ему средства, чтобы успокоить Буянку, но из этого ничего не вышло, кроме того, что он сам разстроился. -- На стену баба лезет!-- ругался Чайкин, возвращаясь с дачи восвояси.-- Хоть ей кол на голове теши... Из пустяков сделать целое Бородинское сражение! Взрыв благороднаго негодования Буянки в сущности очень подействовал на Чайкина, показав ему эту женщину во весь рост. Такия женщины не шутят, чорт возьми!.. Интересно бы знать, как она смотрит на него, Чайкина? Вероятно, как на безвредную собачку, которой позволяют лизать руки. Возмущаясь ревностью Петлина, Буянка совершенно упустила из виду, что если она сама не любит комика Чайкина, то это не мешает комику Чайки