у и напоминал своим унылым видом улей, из котораго вылетела матка. Скрылась Линевич-Винярская в самую горячую пору, незадолго до Рождества. Добрецов чувствовал себя сконфуженным вдвойне и как антрепренер и как сезонный муж. -- Эх, подлая старость!-- ругался он про себя.-- Что же, не родиться же мне для этих милашек во второй раз! Театр был каменный, старый, выстроенный "со всеми необходимыми неудобствами", как говорил Добрецов. Сцена была тесная и освещалась скверно, в коридорах дуло, уборныя походили на плохия стойла, зала -- одно огорчение. Полный сбор едва давал 400 р., и это губило Добрецова, потому что в праздники можно было разсчитывать на двойную цифру. Лучшим помещением в театре был буфет, потому, что являлся позднейшей пристройкой, только вот ход в него остался старый. Чтобы попасть в буфет из партера, нужно было подняться в третий ярус и опять спуститься. Между тем этот буфет являлся для Добрецова важным подспорьем, покрывая своей арендой специально-театральные дефициты. -- Какой подлец строил этот театр!-- ругался почти каждый день Добрецов.-- Публике ходить далеко, а на сцену тут и есть... Сколько у меня спилось от этой роковой близости буфета отличных комиков и благородных отцов! Я уже не говорю о зрительной зале, чорт с ней, но будь по-человечески устроен ход в буфет -- я каждый год получал бы чистейший дивиденд. Ход в буфет положительно отравлял существование Добрецова, особенно, когда разные приятели-театралы, как Петлин, начинали доказывать ему самым очевидным образом все то, что он сам знал лучше их в тысячу раз. -- Ах, милашка, разве я сам-то слеп?-- стонал Добрецов, хватаясь за голову.-- Вижу, все вижу, и безсилен... Своими бы руками повесил архитектора, который строил театр, а если есть у него какая-нибудь завалящая тетка, так и тетку вместе. Давно умер подлец, и я все собираюсь осиновый кол забить ему к могилу, милашке. Впрочем, зимой буфет служил единственным местом, где окоченевшие артисты могли согреться. В уборных гулял сквозняк, как в вентиляторах, и ни один артист не уезжал из Чащилова, не увезя с собой на память ревматизма. Чащиловские театральные ревматизмы в кругу бродячих артистов вошли в поговорку. Только один Добрецов оставался, к общему изумлению, цел и невредим и в случае жалоб указывал на себя. Особенно жаловались актрисы, когда им приходилось декольтироваться, и оне выходили на сцену с красными от холода руками. И сейчас артисты проводили свое время в буфете, хотя официально он и считался закрытым. Всеми овладело невольное уныние. Чащиловская публика любила Линевич-Винярскую, и теперь прощай сборы. Мужчина никогда не сделает сбора, подавай женщину, а где ее взять?.. Да и какая пьеса пойдет без заглавной женской роли, когда и пьесы-то нынче пишутся прямо на какую-нибудь одну женскую роль? Мужчинам скоро совсем некого будет играть, кроме обстановочных подлецов и вообще болванов. Когда ушел Буров, то публика почти этого и не заметила, а изволь вывернуться без примадонны. Была, конечно, вторая драматическая любовница, Залихватская, она еще в свое время Елену Прекрасную изображала, но она уже устарела и не могла разстаться с некоторыми опереточными приемами -- упирала руки в бока, высоко поднимала ноги, встряхивала головой. Комическая старуха шепталась с grande dame, благородный отец что-то разсказывал водевильной штучке, комик Чайкин ходил из угла в угол, заложив руки за спину. Не было и тени обычнаго оживления. -- Вы точно муху проглотили сегодня,-- приставала к Чайкину сорокалетняя ingenue comique.-- Скажите, по крайней мере, что-нибудь смешное, а то здесь околеешь с тоски. -- Посмотрите на себя в зеркало -- вот и увидите смешное,-- советовал Чайкин. -- Грубиян!.. Вы лучше на себя-то посмотрели бы... Подкравшийся сзади своей шмыгающей походкой Добрецов обнял комика, отвел в сторону и с необыкновенной таинственностью сообщил: -- Эврика, милашка!.. Чорт с ней, с Винярской... Мы такую птичку подцепили, что все пальчики оближешь. Удивляюсь, как это мне раньше не пришло в голову! Молода, пикантна и находится в таком настроении, что сейчас же на дыбы... У, милашка моя!.. Виктория, государь мой, и еще раз виктория... -- А кто она, не секрет? -- Дело вот в чем, милашка: все у нас кончено, даже ударили по рукам, только нужно еще немножко ее подготовить... Я два дня и две ночи ое уговаривал и весь изоврался, как сивый мерин. Даже в зеркало на себя не гляжу, а то совестно... Ну, она согласна, только вы ее еще подготовьте немножко. Знаете, бабы такой народ, что вечно мямлют: и хочется и колется... Да еще чорт послал младенца! Так вы, милашка, отправьтесь к ней на дачу и окончательно переговорите... Она слово дала и не может отказаться Кстати, вы за ней давненько ухаживаете, и я предоставляю вам прекрасный случай. -- Вы это про Елену Васильевну? -- Слава Богу, догадался... Эх, молодой человех, молодой человек!.. Берите, по крайней мере, пример с меня: никогда не любил, где плохо лежит. Уговор на берегу, могарычи мои... -- Мне кажется, вы увлекаетесь? -- Я? Милашка, Бог с вами: слово дала честное... Сейчас отправляйтесь на дачу, и я предоставляю вам последнее слово. Главное, говорите побольше жалких слов -- женщины любят это больше всего. Кстати, не нужно ли мелочи на извозчика? -- Нет, благодарю... Добрецов хихикал, потирал руки и весело подмигивал. Le roi est mort, vive le roi... Только бы завести в оглобли милашку, весь город побывал бы в театре: ведь своя первая любовница будет играть -- сразу и не выговоришь. Всякий дурак полезет... Винярская хорошо сделала, что во-время ушла, не тем будь помянута покойница. Когда Чайкин вышел, Добрецов не утерпел и сообщил свою радость ingenue dramatique, а через нее узнала вся остальная публика. В результате получились самыя разнообразныя мнения: мужчины вопросительно поднимали брови, дамы переглядывались между собой еще более вопросительно. -- Это та самая Лохманова-Голынец, которую бросил Буров?-- спрашивала комическая старуха.-- Нечего сказать, находка... -- Так, что-то кисленькое...-- вторила ей ingenue comique.-- Одна из тех женщин, которых мужчины бросают через две недели после свадьбы... В общем мнение господ артистов было не в пользу Буянки. Торжествовал только один Добрецов и, закрыв глаза, по пальцам высчитывал все выгоды предприятия: прежде всего, "Курьер" будет на его стороне, во-вторых, сбегутся в театр все местные любители, в-третьих, сама Буянка в таком настроении, что драматизма не оберешься. У ней есть огонек, чорт возьми... Конечно, она не заменит ему красавицы Винярской, но на безрыбье и рак рыба. Петлин будет печатать гнусную лесть, милый дядюшка Иван Петрович обмундирует новую примадонну, одним словом, виктория... Конечно, для приличия поломается, но все бабы одинаковы. Пользуясь этой оказией, не попросить ли Ивана Петровича относительно хода в буфет: он человек влиятельный, поговорит губернатору, а там Петлин напишет целую передовую статью, и городское самоуправление разступится ассигновочкой. Можно еще утянуть что-нибудь из сметы, если бы постройку затеять хозяйственным способом. Вот оно куда пошло!.. Всего и не сообразишь сразу... В самый разгар этих мыслей вернулся Чайкин и молча подал Добрецову узкий конверт... Антрепренер пробежал коротенькую записку я расхохотался. -- О, это будет великая артистка!-- повторял он, размахивая листочком почтовой бумаги.-- Все идет, как по маслу... -- Я не понимаю вас, Савелий Ѳедорыч: Елена Васильевна категорически отказывается... -- Вот это мне и нравится... Женщины, милашка, чем больше чего-нибудь желают, тем сильнее отказываются от этого самаго. Противоречие у них в натуре. И как пишет милашка: "Вы меня не поняли, Савелий Ѳедорович... У нас просто был отвлеченный разговор, а согласия я не давала". Посмотрим, что она заговорит, когда я пошлю ей завтра афишу, где будет пропечатано жирным шрифтом: "в первый раз участвует провинциальная артистка Лохманова-Голынец". У меня, милашка, и афиши заказаны... Чайкину ничего не оставалось, как только сделать большие глаза. Он не понимал главным образом того, почему Добрецов привязался именно к Буянке,-- что он в ней нашел необыкновеннаго, тем более, что и в Чернобыльске она играла так себе, без особеннаго успеха. Минуя свои личныя чувства, Чайкин теперь смотрел на Буянку строгим глазом артиста и еще раз не понимал Добрецова. Да, были у нея недурныя места, когда они устраивали любительский спектакль, и даже очень недурныя, но ведь там любительство, а здесь серьезная работа. На другой день Добрецов забрал три афиши и отправился с ними в путь. Первый визит он нанес в редакцию "Курьера", где и застал Петлина. -- Вот...-- сунул он афишу прямо в нос редактору.-- Кое-как уломал. -- Что же, поздравляю!-- восторгался Петлин.-- Я всегда говорил, что из Буянки выйдет хорошая артистка. Да... -- Поверьте, что мы ее отшлифуем вполне,-- самодовольно отвечал Добрецов, делая понюшку.-- Одним словом, будет милашка... Впрочем, извини, голубчик, мне нужно еще по делам, еду к Ивану Петровичу... -- И я с тобой, Савелий Ѳедорыч... Старик всегда любил сцену и будет рад, едем. Именно это и нужно было Добрецову. Иван Петрович прихварывал и сидел дома. Встревоженная вчерашним визитом Чайкина, Буянка приехала навестить его ранним утром. Она с обиженным видом жаловалась на нахальство Добрецова. -- Впрочем, я отправила ему категорический отказ... Таких господ следует учить. Если бы я только увидала его лично, то...