ые антрепренеры провалились, а он один существует. Ему следовало бы поставить памятник "за трудолюбие и искусство". Помилуйте, целых двадцать пять лет ухитриться просуществовать в колее провинциальнаго антрепренера,-- это чего-нибудь стоит!.. Чайкин улыбался и в такт качал своей остриженной под гребенку головой. Он чувствовал, что Буянка разсматривает его, и как-то весь сежился. Но его некрасивое и худое лицо просветлялось от каждой улыбки, а серые глаза смотрели так пытливо и как-то по-детски доверчиво. Большия руки обличали "урожденнаго моветон", как говорил Иван Петрович, кичившийся своим дворянством ни к селу ни к городу. -- Мы с Савелием Ѳедоровичем старые друзья,-- обяснял Иван Петрович, переходя в свой обычный добродушный тон.-- И я его очень уважаю... Хотя и принято смеяться над стариками, которые хвалят все старое, но я все-таки скажу, что таких антрепренеров больше и не будет!.. -- Первая половина последней фразы, кажется, направлена по моему адресу?-- с улыбкой заметила Буянка. -- А хоть бы и так... -- Я хочу сказать только то, чтобы наш гость не принял на свой счет твоей выходки, дядя. -- Ах, да... Ну что же, я имел только тебя в виду, Буянка,-- забормотал старик и добродушно прибавил:-- мы с ней частенько воюем, как давеча... Она ужасно портит мой характер. Это посвящение в семейныя тайны заставило Чайкина улыбнуться, и он взглянул на Буянку благодарными глазами. Затем они перешли на террасу, куда подан был Дуняшей кипевший самовар. Щеголески одетая горничная в безукоризненно накрахмаленном переднике презрительно оглядела ежившагося гостя и про себя назвала "голоштанником, актеришкой". Мало ли их каждую зиму околачивается около господ, а этот залетел пораньше других. От глаз Буянки не ускользнул этот презрительный взгляд, и она принялась угощать артиста с преувеличенной любезностью, что еще больше смутило Чайкина. -- Не хотите ли вы лимона? Нет?-- приставала к нему Буянка.-- А то есть прекрасныя сливки... Дуняша, принесите клубничное варенье. -- Пожалуйста, не безпокойтесь...-- просил Чайкин.-- Мне довольно и одного лимона. -- Пусть посуетится: это ей полезно,-- шутил Иван Петрович. Гость явился в качестве примиряющаго начала, и поэтому за ним ухаживал даже сам Иван Петрович. К самом деле, он давеча сильно разгорячился, и Бог знает, чем разыгралась бы последняя стычка с Буянкой. А сейчас она смотрела так спокойно и просто и так же спокойно и просто заметила ему: -- Что же вы не извиняетесь, милостивый государь? Платон Егорыч был благородным свидетелем, как вы гнали меня давеча вон... -- А если ты покушалась на мою жизнь? Чайкин засмеялся,-- он нюхом скитальца почувствовал себя здесь своим человеком. Прищурив немного глаза, он всматривался пристально в этих "друзей артистов", как называл их Савелий Ѳедорыч в своем актерском кругу. "Это, братец ты мой, перлы и адаманты искусства,-- повторял старый антрепренер своим гнусавым голосом: -- без них и нам без смерти смерть". Он же обяснил Чайкину, что у всех таких "адамантов" один общий недостаток -- любительские спектакли, которых настоящему актеру следует по возможности избегать. Конечно, сам Иван Петрович не играет, а племянница у него с театральным огоньком. Савелий Ѳедорыч непрочь был подшутить над любителями, хотя в каждом городе первым делом разыскивал какого-нибудь влиятельнаго покровителя, каким в Чащилове был Иван Петрович. "Конечно, он прохвост в искусстве,-- гнусил Савелий Ѳедорыч,-- а все-таки страстишка есть... Нам это на руку!" -- Я забыл, Елена Васильевна, передать вам поклон от Михаила Евграфыча Бурова,-- проговорил Чайкин, выпивая второй стакан. -- Разве он опять служит у Савелия Ѳедорыча?-- торопливо спрашивала Буянка.-- Ведь он, кажется, разошелся с ним? -- Да... что-то такое между ними было...--уклончиво ответил Чайкин, смешно вытягивая губы вперед.-- Но сейчас все уладилось... В нашем актерском мире все это делается очень просто: сегодня поссорились, а завтра помирились. -- О, это по моей части!-- засмеялся Иван Петрович.-- Мне постоянно приходится разыгрывать роль добраго гения: то примадонна капризничает, то первый любовник на стену лезет, то комики бунтуют. Говоря откровенно, господа артисты самый безпокойный народ. А Бурова я знал еще мальчиком... да. Способный был мальчик, а теперь его и рукой не достанешь. Помилуйте, первый любовник, дамы на руках носят... -- Ведь ты, дядя, это говоришь так, для краснаго словца. -- Ага!.. Уж ты не влюблена ли в него? Ха-ха... Опять последовала легкая размолвка, но Буянка на этот раз промолчала. Наступал уже вечер, и на террасе делалось прохладно. Открывавшийся с террасы вид на лесистую горку и пробиравшуюся в ивняках безыменную речонку точно просветлел, освободившись от дрожавших переливов накаленнаго воздуха. Особенных красот по штату не полагалось, как говорил Иван Петрович, но мирная сельская картина производила успокаивающее впечатление. К чайному столу подбежала Форсунка и смешно набивала рот сдобными сухарями. По пути она успела вытащить платок из пиджака Чайкина и спрятала его под кресло. Обезьянка так смешно моргала синими глазами, что Буянка, глядя на нее, расхохоталась. Колдунчик знал приличия и скромно гулял в цветнике перед террасой,-- ему давали порцию сливок и сухарей уже после чая. Умная собачонка точно нарочно вертелась перед глазами, чтобы показать, какая она умная, я вместе с тем показать глупость Форсунки, не умевшей себя держать. Среди этих маневров умной собаки Колдунчик вдруг залаял самым собачьим образом и бросился к садовой решетке, виляя пушистым хвостом. -- Это, наверно, Харлампий Яковлич жалует,-- обяснил Иван Петрович, вглядываясь в извилистую дорожку, уползавшую пыльной змейкой в молодой сосняк.-- Он и есть... Колдунчик, пиль его! Сешь редактора... По дорожке из лесу выходил низенькаго роста господин, размахивавший соломенной летней шляпой. Он шел с каким-то детским перевальцем и весело мурлыкал опереточный мотив. Небольшой рост и свежее лицо как-то не гармонировали с большой седой бородой и блестевшей лысиной. Он еще издали весело махнул своей соломенной шляпой и крикнул: -- Бувайте здоровеньки, паны-братья!.. -- Вот человек, которому можно позавидовать: всегда весел, точно вчера родился,-- обяснял Иван Петрович.-- Ведь это целый капитал! Вот учитесь, молодые люди, как следует жить на белом свете!.. -- Про вовка промовка, а вовк у хату, говорил Харлампий Яколевич, отворяя садовую калитку,-- он любил говорить по-хохлацки, хотя и не был хохлом.-- Примадонна, здравствуйте... А я пешком пришел из города, господа. Отличный моцион, если бы не пыль. Появление этого господина разсеяло последния тучки с горизонта. Собственно говоря, он не давал никому рта раскрыть и даже отвечал за других. Когда Буянка представила ему Чайкина, он не без хвастовства заметил: -- Слышал-с и знаю... Редактор провинциальной газеты должен все знать... Да-с... А как поживает Савелий Ѳедорыч? Впрочем, что же я спрашиваю, когда вперед можно сказать, что он, как сказал про себя Бисмарк, умрет в своих оглоблях, как водовозная кляча... И все мы такия же водовозныя клячи, и у каждаго есть свои оглобли. Страсть к обобщениям и наивное хвастовство не удивляли близких знакомых Харлампия Яковлевича, но на свежаго человека эта особенность производила невыгодное впечатление. -- Ну, пошел городить околесную,-- смеялся Иван Петрович.-- Договорится всегда человек до того, что ни в какия ворота не пролезет... Мысли у тебя в голове, Харлуша, прыгают, как зайцы. -- А ты знаешь, что заяц всегда по одному кругу скачет? Вот то-то и есть... С редактором близкие знакомые не церемонились, как и он сам, а поэтому Буянка сейчас же увела Чайкина прогуляться в сад. Дача была поставлена всего два года, и сад разводился на месте тощаго сосноваго леска, разрезаннаго теперь аллеями и подкрепленнаго свежими саженцами. Буянка несколько раз всматривалась в комика, точно проверяла свое первое впечатление. Собственно, она не решалась сделать одного вопроса, который у ней висел на кончике языка. Так они обошли весь сад, болтая о разных разностях, и только когда Чайкин начал прощаться, он с каким-то смущением проговорил: -- А ведь я только вполовину исполнил поручение... Михаила Евграфыч просил меня передать вам письмо. Куда оно девалось? Позвольте... Обшарив карманы, он наконец подал длинный измятый конверт. Буянка вспыхнула и посмотрела прямо в глаза Чайкину, точно хотела прочитать в них, друг это или враг. Впрочем, если Буров ему доверяет, то почему же она не может доверят?.. Спрятав письмо, она молча и крепко пожала руку комика. -- Надеюсь, вы не будете нас забывать?-- проговорила она после некоторой паузы. -- Если вы позволите...