знаешь остальное. Твой Мишель". И только... Ни одного ласковаго слова, ни одной любовной ноты -- ничего. У Буянки сжалось сердце и на глазах невольно выступили слезы. Что же это такое? Так пишут женам мужья из разных казенных командировок, чтобы отвязаться, а она-то ждала этого письма, как праздника. Впрочем, разве Мишель походит на других мужчин. Перед ея глазами в радужном тумане мелькнуло бледное лицо, гордые темные глаза,-- нет, для таких людей достаточно одного слова: "твой Мишель". Чего же больше? Мой, мой, мой... Кажется, достаточно. Притом Мишель вообще не выносит нежностей и всегда с таким презрением говорит о разных нервных дамах. -- Мой, мой, мой...-- вслух повторяла Буянка, точно в звуках собственнаго голоса хотела найти недостававшее ей спокойствие. -- Нет, мой!..-- крикнула она, бросаясь на постель и пряча лицо в подушку.-- Я хочу быть твоей рабой... ползать у твоих ног... Ты мой царь, мой орел!.. Над письменным столом Буянки висел портрет Бурова в роли Уриеля Акосты -- это все, что осталось от него. Комната Буянки находилась на военном положении, как говорил Иван Петрович, потому что никто не смел входить в нее, даже горничная Дуняша. Буянка сама убирала ее и не выносила, чтобы кто-нибудь нарушил ея порядок, исходя из принципа, что у каждаго человека должен быть хотя самый крошечный уголок, где он имеет право быть самим собой, как в данную минуту. Лежа на постели с закрытыми глазами, Буянка почти видела живым облик любимаго человека, который для нея служил сейчас центром всех остальных мыслей и чувств. Что значат другие люди рядом с Буровым, например, этот жалкий комик Чайкин, служащий на посылках в роли театральнаго наперсника. Какой-то он жалкий и держать себя в обществе, видимо, не привык. Недаром горничная Дуняша с таким презрением отнеслась к нему... Иван Петрович и Харлампий Яковлевич просидели на террасе до глубокой ночи, одни поужинали и раза два чуть не подрались, как это случалось почти каждый раз. -- Ваня, ты врешь?-- приставал редактор.-- Ну, сознайся, голубчик: врешь?.. Я вижу, братику... все вижу... -- Ничего ты не видишь, Харлуша... отстань. Ты просто глуп до крайности -- и больше ничего -- А ты ничего не смыслишь в искусстве! -- Я?.. Это ты ничего-то не смыслишь, а не я. Да-с... -- Я? Я ничего не смыслю? Отлично... А вот посмотри, я сыграю Расплюева, тогда и говори. У нас ведь скоро спектакль готовится, пока Савелий Ѳедорыч не нагрянул. Всем уже роли расписаны... Эх, я телятина: комик-то ведь здесь сидел, а у нас именно комика и недостает. И Буянка участвует и я -- одним словом, все. -- Вся богадельня?.. -- Хорошо, хорошо... По французской поговорке: хорошо смеется тот, кто смеется последним. Увидим... -- Будем посмотреть! -- Кстати, и репетиции можно устраивать вот здесь на даче, под сенью струй, как говорил Хлестаков. -- Этого еще недоставало! Благодарю, не ожидал... -- Да тебя никто и не думал спрашивать: у нас с Буянкой решено и подписало. А комика мы завербуем... -- Он, кажется, предугадал это приглашение и благополучно улизнул. -- Ничего: поймаем. Я вперед анонс пропечатаю: "при благосклонном участии"... а кстати, как его фамилия? Что-то такое: Воробьев, Галкин... Ну, да это все равно. Редактор местной газеты, Харлампий Яковлевич Петлин, представлял собой характерное явление. Он когда-то учился агрономии, потом служил в духовной консистории и акцизном ведомстве и кончил редактурой "местнаго органа", носившаго громкое название "Курьера". Как большинство русских людей, он учился совершенно не тому, что ему потом было нужно, служил там, где все ему претило, и кончил по недоразумению делом по душе, но связанный по рукам и ногам условиями провинциальной прессы. Сохраниться в такой обстановке было своего рода чудом, а Петлин дышал вечной юностью, волновался и петушком бежал вперед. Его находили немножко болтуном, немножко сплетником, но все уважали, как безусловно честнаго человека. К числу его коньков принадлежала, между прочим, сцена, и он посвящал ей в своем "Курьере" не мало места, хотя единственным читателем этой газеты был корректор. "А вы читали мою статью о Бурове? Я его, шельмеца, пробрал... Отца родного не пожалею!" Это был целый культ печатной бумаги, дававший неистощимый материал злому уму Ивана Петровича. Кстати, что могло быть общаго между этими двумя людьми, а между нем Иван Петрович не мог прожить дня без своего друга. Сближающим элементом являлась сцена. Друзья покровительствовали театру каждый по-своему и достигали известнаго удовлетворения. Большой дом Ивана Петровича в Чащилове служил пристанищем для артистов, в нем же устроена была большая зала для любительских спектаклей, так что Петлин имел основание называть его "чащиловским домом Мольера". Иван Петрович в карты не играл и вообще не имел дорогих привычек, а потому считал себя в праве допустить подобную роскошь. В провинции еще живут такие меценаты, и их хорошо знают не одни провинциальные артисты, а также и все гастролирующия в провинции знаменитости. Последния время от времени заглядывали и в Чащилов, а Петлин открыл в своем "Курьере" для них особую рубрику: "наши дорогие гости". -- Помните, в третьем годе приезжал Василий Николаевич?-- говорил редактор, захлебываясь от восторга.-- Вот были спектакли!.. Да-с, все пальчики облизнешь... Или Анна Ѳедоровна когда гастролировала -- что же это такое было? Именины сердца, как говорит Гоголь. Когда не было налицо "дорогих гостей" и сам Савелий Ѳедорович уезжал куда-нибудь со своей бродячей труппой, приходилось довольствоваться любителями. Любительство в Чащилове процветало, хотя и подвергалось всевозможным нападкам, на какия особенно падки корреспонденты столичных газет. "Помилуйте, в каком-нибудь Чащилове и вдруг ставят "Грозу" или "Свадьбу Кречинскаго"... Помилуйте, когда мы видели эти пьесы в Малом театре в Москве" и т. д. Петлин называл таких рецензентов самоедами, и его излюбленной темой было перечисление разных театральных знаменитостей, выступивших где-нибудь в дебрях провинциальнаго любительства. -- Помилуйте, это настоящая школа для начинающих талантов, и напрасно господа корреспонденты третируют любителей с кондачка!-- спорил Петлин с воображаемым противником.-- В специальных театральных школах учатся сотни, а здесь тысячи... Если на каждую тысячу любителей придется всего один талантливый человек, и то публика в выигрыше. Откуда вербует своих артистов Савелий Ѳедорович? Из любителей. А столичныя сцены обирают уже провинциальных антрепренеров... Так и должно быть, так и будет всегда. Например, Буров,-- конечно, он важничает, но ему везде скатертью дорога, а я сказал это, когда он был еще мальчишкой. Нужно сказать, что открывать таланты, поощрять их и создавать имя артистам было слабостью Харлампия Яковлевича, хотя он на этом тернистом пути и встречался постоянно с одной черной неблагодарностью оперившихся господ актеров. Впрочем, редактор был незлобивый человек и скоро примирялся с обидой. -- А вот посмотрите, какую примадонну я сделаю из Буянки,-- повторял Петлин, когда оставался с Иваном Петровичем с глазу на глаз.-- У нея есть театральный огонек... да. Ты, пожалуйста, не смейся!..