========== Часть 1 ==========
Грейвс не видит ничего необычного в Тине Голдштейн. Тонкая, немного сутулая фигурка часто мелькает перед взглядом в людных коридорах Ильверморни. Таких полно, они снуют туда-сюда, четко говорят, так, что можно разобрать почти каждое слово, и приманивают взгляд. Юноша считает это нормальным, ничего не значащим, самым обыкновенным из того, что только может быть. Потому, когда его взгляд задерживается на коротко остриженных темных волосах, он никогда не спускается ниже, к ее глазам, зная, что там прочитает. Персиваль не видит в ней ничего особенного, ведь Тина Голдштейн совершенно по-глупому смешивается с тем облаком девиц, что кидают ему в след тоскливые, облизывающие взгляды. А потому, он даже не хочет знать, что написано в ее глазах, уже понемногу дрожащим тонким кистям, считывая суть происходящего.
В конце концов, не зря же он оказался на факультете Рогатого Змея*, где ум ценится превыше всего. Так что Персиваль, нисколько (почти) не сомневаясь в собственных суждениях, сделал выводы.
Его сокурсницы как-то обсуждали тему тех самых глаз, припоминая, у кого в школе все-таки самые выразительные глаза. Мало кто счёл привлекательным бузинный цвет глаз Голдштейн. Они пару раз холодно заметили о постоянной отрешенности ее взгляда, а после только поежились, пожимая узкими (но не настолько как у неё) плечами и принимаясь обсуждать следующую пару глаз.
Несколько раз за завтраком Персивалю кажется, что та самая темнота ядовитых ягод глаз Порпентины устремляется прямиком ему в лицо, но стоит ему только поднять взгляд, посмотреть на ее место (откуда-то он точно знал, что она всегда садится за предпоследний стол слева, почти у самого края), то Голдштейн обязательно сидела уткнувшись лицом в книжку или же с самым отрешенным видом ковыряла серебряной вилкой в тарелке под неодобрительным взглядом сестры. Стоило ему так прямо посмотреть на неё, пройтись взглядом по худощавой фигурке, как по шее бежал мелкий табун мурашек, пальцы холодели, а самому Персивалю становилось невыносимо жарко.
Словно при отравлении.
Он снова опускает взгляд на учебник по трансфигурации, нарочито пристально вчитываясь в каждое слово, стараясь отвлечься от самого не необычного в его жизни. Хочется зажать уши ладонями, когда он слышит ее тихий смех, невероятно отвлекающий. Он снова поднимает голову, напарывается точно на темную макушку головы, повернутую в сторону большого окна, у которого он сидит. По-прежнему изучает темные пряди, как на них ложится свет, как они колышутся в такт движению ее головы, но не смотрит в глаза. Спускается взглядом сразу к чуть вздёрнутому носу, тонкой верхней губе и полной нижней, искусанной привычкой, острому выточенному подбородку. Снова поднимается к волосам и упирается взглядом в противоположную стену, не отрывая взгляда от часов, что размеренно и громко тикают на каждом повороте стрелки.
Обед заканчивается, и Персиваль вместе с парой друзей устремляется в класс, не забыв напоследок мазнуть взглядом по открытой книге на столе (извечно присутствующей в его жизни) Голдштейн. Девчонка читает о защитных заклинаниях, (рядом лежит тонкая бумажная закладка с нарисованным золотым снитчем, но юноша этого предпочитает не замечать) не понимая, что если ее глаза взаправду цвета бузинных ягод, то и защита никакая ей не нужна. Ведь все поголовно тонут в ядовитом соке ее глаз, погружаясь в него и задыхаясь, и в конечном итоге умирая.
Грейвс читал в книге не магов о растениях, что такая смерть зовётся сердечной недостаточностью. Грейвс не хочет быстро сгинуть, а потому не смотрит ей в глаза, снова цепляясь взглядом за тонкие пряди темных волос.
***
Тина уже, наверное, в пятый раз ловит взволнованный вздох младшей сестры. Они сидят в библиотеке: одна готовится к зельеварению, вторая к зоологии, мирно погруженные в свои учебники.
Куинни взмахивает длинными ресницами, скашивая взгляд на Тину и замечая, что та совершенно не озабочена зачетом по магическим существам. Она задумчиво водит заточенным грифелем карандаша по листу тетради, что-то мелко вырисовывая. Куинни замечает в очертаниях метлу. Вздыхает, улавливая кромку мыслей сестры, которые заняты совсем не тем, чем надо.
– У тебя завтра не только пробы в команду, но ещё и зачёт. Стоило бы подготовиться. – Куинни ловит растерянный взгляд сестры, слишком нравоучительно хмурит брови, словно это не она младшая сестра, а Тина.
Сестра неловко улыбается, растягивая губы, покусанные из-за нервов, в улыбке. Вот-вот и кожа лопнет, а из раны тонкой струйкой побежит кровь по бледному подбородку, подобно скоротечным мыслям, что сменяются одна за другой в ее голове.
– Прости, совершенно не могу сосредоточиться, ведь если все таки пройду, то подготовка к первой игре будет длиться всего-то меньше недели. – Голдштейн грустно думает, что с такими сроками наверняка никого из новичков в команду брать не собираются. Слишком уж будет велик риск проигрыша. Тем более матч, как известно, состоится между факультетами Вампус (где, собственно, и училась Порпентина с сестрой) и Пакваджи. Второй факультет всегда славился агрессивными, чересчур пренебрегающими правилами игроками. Поэтому вряд ли кто-то станет рисковать, так ещё и такой девчонкой как она.
Но яркое предвкушение быстрого полёта, холодного осеннего ветра, бьющего в лицо, раскрывается в груди подобно цветку. И девушка не меняет своего решения пойти попробоваться в команду, лишь ещё сильнее ждёт заветного момента.
Куинни шепчет немного взволнованное, но одобрительное «ладно уж» и возвращается к учебнику под тихий, счастливый смешок сестры. Библиотека снова погружается в тишину, мало у кого занятия уже закончились, только если первые и чуть постарше курсы, но они больше предпочитают проводить время в общих гостиных, весело споря и пробуя что-то новое из сладостей. Потому, когда обе сестры слышат кроткий стук закрываемой двери, почти сразу отрывают головы от учебников, ожидая, когда из-за поворота книжных полок кто-то появится.
Тина замирает, чувствуя как легкий сквозняк проходится по щиколоткам, колышет ткань брюк, и снова вспоминает чувство полёта. Будь она парнем, все было бы проще. И говорить о квиддиче она могла бы не стесняясь неодобрительных взглядов и возгласов, а уж как хотелось бы вызваться в учебной дуэли прямехонько в партнеры Броундсу, который в их потоке был одним из лучших. Тина готова была поспорить, что ей все таки удалось бы его одолеть, ведь самомнение, разросшееся в нем словно опухоль, перекрывало все ходы магии, и она, как лучшая среди девочек, вполне смогла бы одержать над ним победу. Но ей то и дело приходилось слышать и видеть упреки, адресованные именно ей слишком четко по осе координат кабинета. Будь она парнем, ничего из этого не было бы. Не было бы и застывшего в груди дыхания, когда взгляд напарывается на высокую фигуру Персиваля Грейвса, который ненадолго заостряет на ней взгляд. Будь она парнем, ничего из этого не было бы, не было бы усиленно стучащего в висках сердца, не было бы судорожного вздоха и разочарования от того, что он смотрит только поверх головы.
Он почти сразу же проходит мимо, углубляясь в ровные ряды книжных шкафов, тихо шурша на последок мантией. Она темным вихрем размывается за его широкими плечами, приманивая взгляд старшей Голдштейн. Она разочарованно опускает взгляд, а вместе с ним и плечи, когда он скрывается из ее поля зрения. Старается лишний раз не смотреть на сестру, зная, что та всё прекрасно знает. В голове тихо гудит от чужого присутствия. Тина думает о том, что пора бы наконец научиться выставлять метальные щиты, не стоит Куинни столько всего знать. Да и простые внутренние щиты на Персиваля Грейвса было бы неплохо поставить.
***
У Тины в волнении потеют ладони, когда она выходит на поле, сжимая в одной руке плотное древко метлы. Форма для занятий приятно облегает тело, и если бы не нервно-взвинченное состояние, то Голдштейн наверняка бы насладилась ощущениями того, как мягкая кожа приятно натягивается при каждом ее движении.
В ту же секунду, что она встаёт с насиженного места на лавке, хочется вернуться. Туда, где из десяти желающих попасть в команду осталась всего пара человек. И никого, из уже выходивших, пока что не пропускали.