— Это… очень интересно. Вы закончили?
— Да только начал… извините, товарищ Сталин!
— Даже не извиняйтесь, мы не на светском рауте, а на работе. Продолжайте.
— Мы, конечно, натурных испытаний не проводили, но у нас в ЛИИ все же народ опытный. И по общему мнению как инженеров, так и летчиков покинуть машину, если ее сбили, возможно лишь если самолет перевернуть кабиной вниз. Но и в этом случае вероятность того, что при выпрыгивании пилот столкнется с задним оперением, весьма велика. Товарищ Федрови машину назвал «крылатой диверсией».
— А другие испытатели?
— Товарищ Сталин, на аэродроме разные слова применяют, но то на аэродроме, а в помещениях эти слова обычно не употребляются. Я могу лишь свои впечатления здесь изложить…
— То есть вы все же сами на машине Лавочкина летали?
— Откровенно говоря, не поверил товарищу Стефановскому, вот и рискнул… лично проверить, но машину в воздух не поднимал, я же не испытатель. Мне хватило и того, что я пятнадцать минут в кабине на земле провел при работающем моторе: просто сидел в ней, ногой на тормоз давил — а когда взялся за ручку, сразу понял, что товарищ Стефановский — очень сдержанный и исключительно вежливый человек. Я просто руку обжег, не до волдырей, конечно, но весьма чувствительно. Мое личное мнение — машина для ВВС не пригодна. Но я-то больше по большим машинам, транспортным, на худой конец по бомбардировщикам…
— Вы сейчас — начальник ЛИИ, так что отговорки по поводу размеров машин значения не имеют. А вот раскаляющаяся ручка управления — имеет. И еще: мы рассмотрели вашу просьбу о направлении на фронт. Прямо сейчас вы такое направление не получите, просто некого пока на ЛИИ ставить. Но весной — думаю, что вы действительно в транспортной авиации можете принести стране большую пользу.
Бабочки — вообще самые страшные творения природы. Вроде они такие маленькие, в чем-то даже беззащитные — а махнет одна такая своим крошечным крылышком, и товарищ Лавочкин назначается всего лишь заместителем начальника ОТК на Тбилисском авиазаводе. Собачья, откровенно говоря, должность, даже «расстрельная»: если завод выпускает за ворота брак… То есть если это завод авиационный, а бракованный самолет упал — то такое название уже не выглядит метафорой. Но это если брак пропустить — а можно и не пропускать. Ну да, инженера ОТК на заводе разве что собаки любят, да и то, если их прикармливать — однако важность его работы все же понимают… в большинстве своем. Однако проверять качество машин, разработанных человеком, которого ты когда-то просто предал и постарался в глазах начальства превратить в ничтожество, очень обидно. Потому что внезапно это начальство решило, что ничтожество — это ты сам.
Гудкову-то легко было проблемы с охлаждением мотора решать: на него и ЛИИ, и НИИ ВВС, и ЦИАМ работали — но самолет называется именно Гу. А мог бы и Ла — но Шахурин в прошлом году такую чистку в наркомате устроил, что в наркомате и обратиться за помощью стало не к кому. И самое паршивое, что это уже навсегда: постановлением НКАП он, Лавочкин Семен Алексеевич был лишен звания главного конструктора второй степени — а, следовательно, навсегда лишился права лично конструировать самолеты. Если бы товарищ Лавочкин узнал, кто повинен в его бедах, то на территории страны крапивницы скорее всего вообще исчезли. Но он этого не узнал — и бабочки продолжали весело махать крылышками. И тайфун в Техасе лишь усиливался…
Глава 5
На аэродром в Монино первые три «серийные» М-2 пришли в середине декабря. Неделю летчики с завода обучали уже летчиков АДД, на «европейское» Рождество самолеты из Монино слетали поздравить фашиста, а на следующее утро Александр Евгеньевич примчался в Кремль.
То есть не совсем на утро — утро он провел в Филях, где долго и подробно обсуждал с Владимиром Михайловичем эту интересную машину и ее «проблемы», а как раз к приезду Сталина в Кремль генерал-лейтенант Голованов там же и оказался:
— Товарищ Сталин, я займу у вас буквально пару минут…
— Ну, если пару, то занимайте.
— Я думаю… я абсолютно уверен, что нужно немедленно снимать с производства Ер-2!
— И это мне говорит генерал, два года эти машины хваливший с утра до глубокой ночи и с ночи до утра?
— Завод нужно немедленно перевести на производство М-2. Вчера я на ней слетал к немцам…
— Вам же запрещено…
— Это было даже безопаснее, чем ехать по Москве на велосипеде: немцам действительно просто нечем машину достать на высоте! На высоте в тринадцать километров, между прочим — а вот с этой высоты… не буду обманывать, мы опускались до восьми километров, но под прикрытием новых истребителей Петлякова… так вот, с восьми километров кидать в фашиста почти четырехтонные бомбы — это прекрасно! Прекрасно видно, куда они кидаются — потому что летели днем, прекрасно видно, что получается… в Орше больше нет железнодорожной станции, на ее месте котлованы метров, думаю, по пятнадцать глубиной. А сейчас уже, и я практически уверен в этом, не стало станции и в Могилеве. На эти цели мы планировали направить до двух полков тех же «ерок», и бомбардировку проводить ночью, то есть практически вслепую… А ведь товарищ Мясищев передал в АДД только три машины! Я с ним утром переговорил… если ему передать завод, то он будет выдавать по пять машин в месяц, если не больше. Но по пять, начиная с февраля, обещает точно.