— Что с ним будет? — спросила она. Геката покачала головой:
— Мне это неизвестно, но, думаю, если заклинание перестанет действовать, Минотавр умрет.
— Я не знаю, что чувствовать, — прошептала Ариадна. Геката приподняла изящно изогнутые брови.
— Что бы ни случилось — ты все равно будешь чувствовать себя виноватой. Я не могу спасти тебя от тебя самой. — Она чуть улыбнулась. — Ты очень молода, моложе даже, чем этот глупыш Дионис. И все же Дионис совершенно прав: у тебя слишком чувствительная душа. Но по крайней мере я могу уберечь тебя от сочувствия Кабиру. Он с огромным удовольствием пользуется вниманием и сочувствием таких простых душ, которые, распознав в нем его дух, жалеют его — и притом ничего о нем не знают.
При этих словах черная псина снова боднула Ариадну и вывесила из пасти язык. Ариадна поняла, что он смеется. Девушка слабо улыбнулась.
— Скорее всего ты права и я сама творец своей скорби, — сказала она. — Но, божественная Геката, я не ослышалась: ты сказала, что пришла помочь моему брату?
Та засмеялась.
— Всегда добиваешься своего?.. Но — да. Я сказала, что помогу. — Ясные серебристо-голубые глаза на миг затуманились. — Посейдон не должен был делать того, что сделал. Он нетерпим — и куда более безответственен, чем Зевс. Минотавр невинен — так же невинен, как мой пес, который тоже убивал — и должен жить, пока ему живется, свободным от мук.
— Он всего только восьмилетний мальчик, — вставила Ариадна.
Геката кивнула:
— Скажи своему волшебнику: пусть строит самый лучший лабиринт, какой только сумеет, но не использует чар. Когда он будет завершен — я приду и зачарую его, добавлю иллюзий и заплету той силой, что сотрясает твой остров. Иллюзии и полог будут держаться, покуда колеблется эта земля, — и исчезнут только тогда, когда землетрясение уничтожит Кносс. Ты и твоя сестра Федра будете вплетены в заклинание, и я принесу или передам тебе слова Веления.
— Благодарю тебя... — начала было Ариадна — но Гекаты уже не было. Пес тоже исчез.
Ариадна протяжно и облегченно вздохнула — и поняла, что хочет есть. Она собралась было велеть принести что-нибудь — но, сделав шаг, едва не опрокинула столик, за которым ужинала с Дионисом. Еда по-прежнему была на нем, но, когда Ариадна потянулась за сыром, пальцы ее ухватили лишь пустоту. Стазис! Удивленная, ибо чем-чем, а предусмотрительностью Дионис никогда не отличался, она пробормотала: «Тиалуо стазис» и начала есть. Он учился быть заботливым.
Минотавр получит свой лабиринт, и Ариадна ни мгновения не сомневалась, что если иллюзии наведет Геката — они будут не только долговечными, но и доставляющими ему удовольствие. А в общем-то, медленно жуя, думала девушка, не так уж Геката и странна. Возможно, она и казалась странной — олимпийцам, привыкшим открыто выражать свои чувства и мысли, чего сама Геката не делала. К тому же, решила Ариадна, она очень тонко чувствует справедливость. Да еще и эта ее кривая усмешка, вот уж чего наверняка олимпийцам никогда не понять. Возможно, она потому и говорила так резко о том, как глупо быть мягкосердечной, что некогда сама настрадалась от этого.
Интересная мысль — вот только подтвердить ее было нечем. Ариадне оставалось лишь надеяться, что Геката — в отличие от других олимпийцев — сдержит свои обещания и зачарует лабиринт. Но сейчас думать об этом было незачем; все равно до того, как строительство закончится, утечет еще немало воды. Ей надо будет самой поглядеть на постройку: Икар не всегда может заставить Дедала поступать, как тем обещано, но теперь, когда «она» согласилась им помочь, Ариадна будет иметь право высказывать свое мнение. И надо обязательно сходить завтра к Федре, объяснить, что большинство смертей и ранений оказались случайны и Минотавр был не более зол, чем всегда.
К удивлению Ариадны, Федра в ответ на ее объяснения только кивнула и повела плечами. Она так боялась и переживала — а все оказалось куда проще, чем она могла надеяться. Ариадна даже встревожилась, и Дионис тут же принялся подшучивать над ней. Если чему-нибудь суждено случиться, посмеивался он, его непременно предупредили бы — Видением.
Ариадна очень надеялась, что он прав, но ее беспокоило, что все идет как-то слишком гладко: Минотавр ведет себя прекрасно, как никогда, Федра без возражений вернулась к своим обязанностям, а за внешней стеной, что отделяла от дворца пределы храма Бога-Быка, возводил свой лабиринт Дедал — и тоже без споров и проволочек.
Прошло одно десятидневье, второе... Начиналось третье. На десятый день месяца конца весны царь Минос подготовил дары, которые должны будут подтвердить его готовность заключить договор с Афинами. Также он выбрал золотые нагрудники и наручи для царя и принца, велел приготовить пифосы с вином и маслом, изготовить и вызолотить резной ларец для великолепного одеяния, расшитого для Тезея Федрой, и собрал посольство из придворной знати, поставив во главе его своего старшего сына и наследника Андрогея. Лучший корабль Критского флота принял посольство на борт и поднял парус.
Федра думала только об отъезде, жила одной лишь надеждой, что после летнего солнцестояния афиняне возвратятся — возможно, вместе с Тезеем, — чтобы после свадебного обряда увезти ее с собой в Афины. Она мучилась вопросом, достаточно ли велико ее приданое, хотя, конечно, главным приданым на ее свадьбе должен был стать договор. Ариадна слушала ее вполуха. Быстрое строительство лабиринта, хорошее поведение Минотавра и прекрасное настроение Федры оставляли слишком много места для ее собственных невзгод и разочарований.
Хотя надежды и страхи Федры не занимали ее полностью, а возможно, были просто слишком близки ее собственным желаниям, чтобы отвлечь Ариадну, она не собиралась погребать их под заботами о переселении Минотавра. Только вот забот никаких не потребовалось. В назначенный день он легко поменял жилье. Дедал скрыл обычный переход иллюзией, и когда Минотавр вышел из задних дверей храма, он просто прошел по коридору, что вел в лабиринт. Тем не менее перед дверями в свою спальню он остановился и пристально посмотрел на них.
— Вот и ты, Минотавр, — окликнула его Ариадна, распахивая створки. — Я пришла навестить тебя.
Он поспешил к ней, но, когда вошел в покои, его широкие ноздри раздулись и затрепетали, а в глазах мелькнуло сомнение. Зверя в нем больше, чем человека, подумалось Ариадне: он чует разницу. К счастью, заданный им вопрос оказался простым.
— Где ступени? — спросил он.
— Царь Минос изменил дорогу в храм, — совершенно правдиво ответила Ариадна. — Для тебя это так важно?
Лоб меж рогов пошел морщинами — и Ариадна поспешила отвлечь братца, пока слишком сложный вопрос не рассердил его. — Входи и посмотри, что еще приготовил тебе царь Минос, — предложила она. — Теперь ты сможешь выходить наружу.
— Наружу? Ридна ведет наружу?
— Тебе не нужна Ридна, чтобы выйти, — сказала она, беря его за руку. — Ты можешь выйти сам.
Минотавр поспешил в гостиную и через нее — к открытым дверям и сунул в них свободную руку, ожидая встретить сопротивление. Рука легко прошла через проем.
— Открыто! — пораженно воскликнул он. — Ридна открывает?
— Нет, теперь открыто будет всегда, — мягко проговорила Ариадна и мысленно добавила: «Аноикодомо апатэ».
Не зная, что кругом него ткутся иллюзии, Минотавр поспешил в коридор. Ариадна шла следом. Спустя какое-то время она по звуку шагов поняла, что он обнаружил еще один коридор, но прежде чем он ударил по стене или успел как-то иначе выразить свое разочарование, перед ним открылся еще один, куда более освещенный проход. Над ним сияло небо.
Минотавр повернул на свет, вошел в коридор — да так и застыл, приоткрыв пасть и глядя вверх. Дальше он шел медленнее и осторожнее, через каждые несколько шагов взглядывая вверх, а один раз просто уселся на пол и принялся рассматривать облака, что бежали в голубой вышине. И в конце концов набрел на сад.
Ариадну очень интересовало, что он станет делать. С тех пор как местом его заключения был избран лабиринт, она отыскала несколько картин с садами и рассказывала о них Минотавру — о том, как растут цветы, что их можно сломать или убить, если сорвешь или наступишь. Она понятия не имела, запомнил ли он ее рассказы — но что-то, кажется, все же осталось в его голове, потому что он нежно погладил растения, а потом сел и начал оглядываться.