— Знаешь, он как будто доволен, что Андрогея убили, потому что теперь он вправе требовать от афинян всего, что ему нужно, ничего не давая взамен, — сказала она Федре.
В покоях сестры она увидела и заплаканные глаза, и печальное лицо — только, как быстро выяснилось, смерть Андрогея к этому не имела отношения.
— Что теперь со мной будет? — ныла Федра. — Мне никогда не найти мужа, никогда отсюда не вырваться.
Ариадна покачала головой и ушла. По пути в святилище она повстречала Главка. Его лицо было серьезным и скорбным: с Андрогеем, почти ровесником, его связывало очень многое. Но из-под вполне искренней скорби проглядьшало столь же искреннее торжество. Андрогей, старший сын, всегда был первым; ему, если он только не оказался бы недостойным, предстояло наследовать отцовский престол. Адрогей недостойным не был. Теперь же наследником становился Главк.
У Ариадны заболело сердце: слишком многое и слишком ясно она видела. Она поспешила вернуться в храм Диониса. Никто здесь не знал Андрогея, и их чисто внешние изъявления скорби и сочувствия не так ранили ее. Здесь искренне жалели ее, и под налетом официальности не было ничего, кроме вполне понятного равнодушия к тому, кого они никогда не знали.
Ариадна со вздохом упала на подушку подле Дионисова кресла, хотя теперь они редко сидели так. Чаще всего они устраивались рядышком на мягкой скамье или — если играли во что-нибудь — в креслах у столика. Ариадна снова вздохнула. Даже ее скорбь не была полной. Андрогей был лучшим и самым добрым из ее братьев, но росли они отдельно. Она помнила его мальчиком, хотя тогда он казался ей едва ли не богом. Андрогей защищал ее от Главка, чинил игрушки; однажды — когда никто не видел — поднес ей тяжелую бадью. Мужчиной он стал жестче, целеустремленнее — совсем как его отец, Минос.
Что ж, он будет отомщен. Видения Диониса всегда правдивы, а он Видел победу Миноса. Странно — но мысль эта не принесла Ариадне ни покоя, ни радости. Она помнила, как неуверенно оборонялись афиняне, каким разбитым и сломленным выглядел царь Эгей — он даже не встал во главе своих воинов. Странно. Он стар, конечно, но не настолько же!
Вспомнив Видение, Ариадна выпрямилась, глаза ее вопросительно обратились на стену, к скрытому за ней образу Матери. Теперь она понимала, почему столь многие афиняне так неохотно защищали свой город — и себя самих. Великое нечестие — убийство приглашенного гостя, и они сознавали, что нападение и победа Миноса — прямое и быстрое воздаяние за их грех. Глаза Ариадны наполнили слезы. Скорей всего убийство Андрогея не связано с Критом, а направлено на унижение Афин. Чьих же рук это дело? Афины?.. Посейдона?.. Стоит ли ей расспросить Диониса?
В конце концов Ариадна решила не спрашивать. Что мог сделать Дионис? Наказать одного из своих приятелей-богов за смерть простого смертного? Чепуха. Это породит злобу и ненависть, быть может — неправедную месть, натравит богов друг на друга... или всех богов на Диониса. А Андрогей все равно останется мертв.
Позже, когда Дионис пришел, подхватил ее на руки и, покружив, опустил на скамью, а сам сел рядом, Ариадна поняла, что ей и не хочется ничего знать. Если она, как того желает Дионис, придет жить на Олимп — последнее, что ей стоит знать, это что кто-то из олимпийцев обрек на смерть ее брата, обрек, не задумываясь, не зная, кто он, преследуя свои собственные цели, не имевшие к Андрогею никакого отношения.
Это был вечер молчания. Только один раз Дионис спросил:
— Все ли еще тебе нужен человек, чтобы отпирать и запирать лабиринт — ведь твоя сестра остается?
Ариадна кивнула:
— Думаю, теперь Федра откажется прислуживать Минотавру. Это было платой за скорое замужество. Она рассчитывала, что уедет из Кносса и покончит с постылой службой. Теперь она просто откажется, а Минос слишком занят войной, чтобы думать еще и об этом.
— Женщина, вернее, девушка придет дней через десять. Она жрица из храма Бога-Быка, что в Закро. Мои тамошние жрицы говорят, у нее очень сильный Дар, это позволит передать ей заклятия, а еще, по их же словам, она истинно верует в Бога-Быка. Можешь сказать ей, что носить еду — или назови это приношениями — здесь принято потому, что в этом храме Бог-Бык является во плоти.
Хотя она сделала кое-какие запасы и попросила Федру еще немного поухаживать за сводным братом — от чего Федра наотрез отказалась, — Ариадна думала в основном об обучении новой жрицы. Это отвлекло ее от необходимости ходить во дворец, где слишком ясно видны были приготовления к войне. А когда Геспер прибыла, Ариадну развеселил ее фанатизм. Геспер в самом деле верила, что Минотавр — бог, который стряхнул с себя бренную плоть, связавшую его при рождении, и стал чистым духом.
Ариадне пришлось подавить усмешку. Видела бы эта девочка «чисто духовного» Диониса с его великолепным телом и не менее великолепным аппетитом!.. Потом улыбка ее приугасла. В его теле не было ничего бренного — . оно было даже слишком привлекательно. Но спорить с Геспер Ариадна не собиралась. Она просто воспользовалась истовой верой девушки и предупредила ее, что Бог-Бык, как и бог Ариадны, Дионис, время от времени навещает родной дом и появляется в храме.
— Однако он не любит, когда за ним следят, — добавила она. — Если ты заметишь хотя бы его тень — немедленно зачаруй лабиринт и отступи в сторону. Так он узнает, что ты уважаешь его и его дом. Не говори ни с кем в покоях. Это осужденные на смерть преступники, избранные быть принесенными в жертву, если Бык-Бог будет чем-либо оскорблен. Отдавай им мясо, сразу после этого зачаровывай лабиринт и иди прочь, иначе кто-нибудь из них может попробовать пойти за тобой и бежать. Когда убедишься, что одна — но не оглядывайся, а просто прислушивайся к шагам за спиной, — на миг снимай чары и выходи, а потом снова замкни лабиринт.
Все следующее десятидневье она ходила с Геспер — порой вместе с ней, порой — тихонько следуя позади, чтобы убедиться, что девушка может открывать и закрывать ворота, развеивать и наводить чары лабиринта — Геката дала Дионису нужное заклинание, а он передал его Ариадне — и что она делает все вовремя. К тому же это дало понять преступникам, которых осталось лишь трое, что Геспер охраняют. Теперь, подумала Ариадна, надо бы еще устроить явление Минотавра — тогда Геспер окончательно поверит, что он является сюда, и никогда не потеряет бдительности.
В конце концов, сделать это достаточно просто. Ариадна не возражала, чтобы Геспер считала ее более могущественной, чем на самом деле, а потому сказала девушке, что ей пришло время увидеть своего бога и что она, Ариадна, сейчас призовет его. Потом Ариадна громко позвала Минотавра, развеяла иллюзии лабиринта и продолжала звать, пока он не вышел к ней.
— Ридна! — ревел он.
Геспер рухнула на пол в глубоком обмороке. Ариадна и сама чувствовала себя не очень уверенно. Минотавр еще больше вырос, а бычья голова выглядела теперь грубее и какой-то более звериной. И что еще хуже — он не был больше чистым, с блестящей расчесанной гривой и вызолоченными рогами, созданием, облаченным в расшитый золотом килт и изукрашенный камнями нагрудник. Нагрудник пропал, позолота с рогов большей частью облезла. Шерсть была спутана, килт изорван и замаран мочой и испражнениями. Ногти превратились в длинные кривые когти. И он вонял.
— Ридну — помню, — выговорил он, протягивая руку, чтобы коснуться ее.
Он смотрел вниз, на Ариадну, и взгляд его упал на собственную руку. Затем он перевел его на тусклую спутанную шерсть, а потом, словно очнувшись, медленно оглядел всего себя.
— Минотавр, — выдохнула Ариадна.
— Не бог! — прорычал он. — Сифа врет. Минотавр не бог. Зверь! Зверь! Ридна... Ридна! Помогай Минотавру!
— Я помогу, милый, помогу, — всхлипнула она. — Пойдем в твои покои, и я расчешу и искупаю тебя.
Она потянулась к его руке и шагнула к нему — как вдруг он взревел:
— Мой! Л-рринт мой! — и кинулся на нее. Отшатнувшись, Ариадна споткнулась о простертое тело Геспер и упала, избежав удара, с криком: