— Я не знаю, есть ли здесь аэропорт?
— А кто ж его маму знает, — ответил Анатолий, — надо Карпуху спросить, он в этих местах частый гость.
— В принципе, мне все равно, лишь бы не на тачке. Устал: все время за рулем.
— Машины можно отправить в Киев, — ответил Сопко, — честно говоря, я тоже не в восторге от такой езды, тем более что нас пятнадцать рыл. Мы и так сюда в тесноте ехали.
— Давай поедем на поезде, — предложил Сергей, — ночь всего, да и «воздух» там легче везти, — он использовал одно из жаргонных словечек, которым называли деньги, — отправь завтра кого-нибудь за билетами. А сейчас давай спать, устал, как собака.
Сергей натянул на себя одеяло, благо постель была чистой. Сопко, поднявшись с кровати и подойдя к другу, слегка стукнул его в плечо:
— Хватит друшлять, пошли произведем легкое снятие стресса с водкой и телками.
Писарь отмахнулся:
— В задницу. Для меня сейчас лучшая расслабуха — это сон…
Поезд Ужгород — Симферополь прибыл в столицу Крыма с небольшим опозданием.
Курортный сезон едва только начался, и приезжих было относительно мало. Поезда, как правило, встречали только многочисленные таксисты, еще у подножки вагона пытающиеся заполучить клиентов. Один из таких шустряков подскочил к Никитину, на плече которого висела заветная сумка, но не успел он произнести и слова, как был тут же оттерт двумя дюжими молодцами.
Водитель, испугавшись крутых парней, поспешил к легкомысленно одетой брюнетке средних лет, в одной руке держащей ладошку миловидной девочки не старше пяти лет, а в другой — необъятных размеров баул.
— Постой, — окликнул его Сергей, — давай еще двоих — и поедем в Ялту.
Шофер замер в раздумье между явно не привлекательной компанией дюжих мальчиков, совсем не похожих на студентов консерватории, и брюнеткой, которая, конечно же, будет упорно торговаться за каждую копейку, но наверняка не выкинет его из машины где-нибудь на горной дороге.
Видя его замешательство, вмешался Анатолий Сопко. Он похлопал таксиста по плечу, успокаивающе произнес:
— Не ссы, не обидим — оплатим в оба конца.
Как и следовало ожидать, природная жадность переборола страх, и таксист, подозвав двух переминающихся с ноги на ногу коллег, предложил им присоединиться…
Всю дорогу таксист с опаской косился на угрюмо молчавших пассажиров. За время пути он не один раз успел пожалеть о том, что согласился ехать, и зарекался впредь никогда не совершать столь опрометчивых поступков.
Когда же он узнал от сидящего рядом Никитина точный адрес в Ялте, душа его и вовсе ушла в пятки. Этот адрес был известен всем более или менее взрослым жителям полуострова. Ведь там жил вор в законе Михаил Яковлевич Гросич по кличке Тягун.
«Если рейс закончится благополучно, — пронеслось в голове у таксиста, то можно будет даже приятелям хвастаться, что однажды подвозил к дому гостей самого Тягуна…
От этой мысли на лице таксиста появилась глуповатая улыбка, однако она быстро сошла, так как на смену первоначальным размышлениям пришли менее веселые: денег, конечно, не заплатят — в этом водила был уверен на сто процентов.
Через полтора часа три такси остановились у высоких ворот дачи Тягуна.
Когда все вышли, Лысый небрежно подозвал к себе шоферов:
— Сколько с нас, шеф? — обратился он к тому, что договаривался с ними.
Тот упрямо замахал руками:
— Да что вы, что вы, спасибо, ничего не надо.
— Ну ты даешь, командир, — на лице Сопко появилась искренняя улыбка он не мог даже предположить, с чего это алчные вокзальные таксеры стали вдруг такими бессребрениками.
Поняв, что так и не получит ответа на свой вопрос, Толик достал из нагрудного кармана толстый пресс и, отсчитав столько, сколько, по его представлению, могла стоить их поездка, вложил в руки таксиста.
Водитель машинально пересчитал деньги и крикнул вдогонку удаляющемуся клиенту:
— Эй, подождите! Здесь же больше, чем договаривались. Возьми сдачи!
— Будь здоров, приятель, — обернулся у самых ворот Сопко и исчез за высоким забором…
Просторный двор дачи был заставлен автомобилями. Здесь стояли и высокомерные «мерседесы», и скромные трудяги «опели», и навороченные «БМВ», между ними затесался смущенный «Жигуленок», косясь круглыми фарами на именитых соседей.
Протиснувшись между рядами машин, Сергей Никитин, он же Писарь, подошел к огромной беседке, увитой буйным плющом. Навстречу ему, широко раскинув руки, вышел хозяин дачи, Тягун:
— Привет, привет, — обнимая гостя, он похлопывал его по спине.
— Здравствуй, Миша, — в ответ улыбнулся Никитин, — как здоровье, как делишки?
— Спасибо, спасибо, все ништяк, — отозвался Гросич. — Лысый, а ты куда? Пожалуйте к нашему шалашу, — Тягун указал на беседку, — тем более что Коля хотел тебя видеть.
Толик Сопко послушно проследовал за крымским авторитетом и Сергеем.
В так называемой беседке, больше напоминающей просторный зал, стоял накрытый стол, за которым собрались своего рода князья преступного мира. Ближе ко входу восседал Доктор, из-за которого выглядывал бритый череп Крытого. Место в горце стола оставалось свободным. Туда и указал Писарю Гросич.
Проходя на предназначенное ему место, Сергей по очереди обнялся с Кориным и Кроменским, все присутствующие широко улыбались вновь прибывшим.
Сидящий напротив Доктора Соловей протянул через стол руку Никитину и обернулся к Лысому:
— Здорово, Толян, — Соловьев передвинулся на соседний стул, указывая ему на освободившееся место, — присаживайся, друг.
Толик уже опускался на мягкий стул, когда раздался голос Крытого:
— Не спеши, — тяжелым взглядом в упор киевский пахан уставился на своего ближайшего помощника.
Тот замер, не решаясь ослушаться своего босса.
Кроменский продолжил:
— Объясни людям, как ты обфаршмачился. Может, еще не все знают.
Соловей, оценив ситуацию, поспешно произнес:
— Да брось ты, Коля. Пацан не виноват. Отвечаю, «косяк» мой. Это мои архаровцы рамсы попутали, — одессит имел в виду операцию, в которой были застрелены кавказцы, что помешало выяснить у них местонахождение рассредоточенных по Украине членов Мирзоевской группировки, на чем упорно настаивал Крытый, — хотите, дайте за это мне по ушам. Присаживайся Толян, Соловьев явно благоволил к Лысому. К тому же он не считал происшедшее столь серьезным проступком, поэтому прикрыл Сопко своим авторитетом.
— Ладно, чего уж там, садись, — нехотя согласился Кроменский.
— Ну все, раскачали, — по праву старшего по возрасту взял слово Доктор, — может, послушаем Писаря?
— Не гони гусей, Вася, — возразил Тягун, — пусть человек покушает, — он посмотрел на Сергея, — с дороги все же. Ешь, Писарь, не стесняйся.
— Спасибо, — поблагодарил Сергей, — но я думаю, сперва дело, а потом и поберлять можно.
Присутствующие удовлетворенно переглянулись, обратив свои взоры к вновь прибывшему. Тот произнес:
— Мирзы больше нет. Жил он не правильно и сдох, как обожравшийся шакал. Вот все, что от него осталось.
С этими словами Писарь, решительно раздвинув тарелки, поставил на стол раскрытую сумку. Соловей, не успев рассмотреть содержимое, с сарказмом предположил:
— Голову его, что ли, привез… — но заглянув в сумку и увидев пачки денег, он так и не закончил фразу, улыбка сменилась удивлением.
Тягун по праву хозяина взял спортивную сумку за уголки и вытряхнул содержимое на стол. При этом на его лице, как и подобает настоящему авторитету, не дрогнул ни один мускул.
— Сколько здесь? — спросил он ровным голосом.
— Два миллиона пятьсот тридцать пять тысяч марок, двенадцать тысяч долларов, ценные бумаги, — стал перечислять Никитин, — на какую именно сумму, не знаю. Семьдесят штук я отдал Герману, — говоривший многозначительно посмотрел на Крытого, который утвердительно кивнул ему, тем самым признавая, что названное имя имеет к нему непосредственное отношение, — десять косарей я заплатил телке, — и, предупреждая вопросы, пояснил: