Времен, когда в Германии немцев называли "преступниками", когда французов во Франции и англичан в Англии по тем же причинам чествовали как "героев" — таких времен больше не должно быть. На месте очень различных "хорошего" и "плохого" нужно видеть "правильно" или "ошибочно", "ответственно" или "безответственно" человеческого поведения — в рамках вечного порядка природы, чтобы человечество, наконец, освободилось от того ужасного круговорота, который Дидро изобразил такими словами:
"Зло — это то, что создает больше неудобств, чем дает пользы, а добро, наоборот, создает больше выгод, чем неудобств".
"В природе нет ни добра, ни зла, а только человеческое мнение сделало различие".
Секст Эмпирик
К самым большим опасностям для человечества относится, несомненно, та мания величия захвата власти во всем мире, потому что она — самый опустошительный удар по закону разнообразия природы. Весь интернационализм, в конце концов, воздействует против свободы естественной целостности. И не только это: кроме того, этот интернационализм — самая надежная предпосылка для анонимности в политике. И это основа для самых больших преступлений, тем более что так называемый прогресс техники такого развития все больше и больше предлагает все предпосылки для его распространения.
Это прямо-таки гротескно, если сегодня международная сила, которая действует по всему миру с грандиозной сетью из компьютерных систем, осмеливается назвать какого-то не связанного с интернациональной системой государственного деятеля "диктатором" за то, что он как честный человек пытается действовать в непосредственном отношении со своим доверенным ему народом, без посредства бессовестных машин!
Однако как раз эти международные силы — это те, кто с растущей интенсивностью ведет сконцентрированную клеветническую кампанию против потерпевшей поражение Германии. Такое широко спланированное и проводимое только из тьмы анонимности наступление лжи и обмана возможно лишь с тех пор, как человечеством правят сравнительно немногие властители, находящиеся под влиянием международных сил.
На Международном военном трибунале (МВТ) в Нюрнберге между 1945 и 1949 годами осудили людей, которые хотели — неважно как, — наверняка, наилучшего для своего народа и все делали только ради этого. Так как они все чувствовали себя атакованными, ведь они все находились в самом центре самого большого созидательного процесса своего народа и не могли употребить ничего меньшего, чем войну, то они решились — разумеется, только слишком поздно — на тотальную войну, после того как их противники вели ее уже давно.
Весь Нюрнбергский процесс был бедой для обеих сторон, так как наш противник назывался не Францией, Англией, Россией, Америкой и т. д., а был суммой владеющей этими странами международной силы. Бесчисленные — очень откровенные — беседы со старшими офицерами-фронтовиками этих держав в их странах снова и снова доказывали мне, что это было именно так и не иначе. Ни один из этих народов не хотел войны с Германией — и тем более сам рейх хотел как можно дольше жить с ними всеми в мире. Гитлером и его трудами восхищались не в последнюю очередь многие народы и даже самые выдающиеся из их политиков — как, например, Уинстон Черчилль, Пьер Лаваль и другие.
Но кто же создал первый и до сегодняшнего дня самый значительный из всех интернационалов? Интернационал пролетариата? Карл Маркс! Он был человеком, который хотел захватить мир. Причем вовсе не для одного народа или для всех народов — а лишь и подчеркнуто только для пролетариата, за счет всех других. Он сам писал, что он, если необходимо, готов уничтожить всю буржуазию! И в великой русской революции его последователи именно так и действовали — они убили миллионы! Почему тогда историки и политики почти всех стран отказались публично назвать Карла Маркса диктатором? Не является ли интернационал пролетариата до сих пор самым сильным продвижением к всемирной диктатуре?
Великая революция во время Первой мировой войны в России исходила в первую очередь не от русских, так же как восстания марксистов в Германии в двадцатых годах в первую очередь исходили не от немцев, восстания в Австрии — не от австрийцев, революция в Венгрии — не от венгров, революция в Испании — не от испанцев и в Италии — не от итальянцев: они все вместе стоили Европе несколько миллионов погибших. Целью всюду было одно и то же: диктатура пролетариата! Где им только было возможно применить самое жестокое насилие — неважно, в каких странах, — там они действовали как диктаторы: Троцкий, Адлер, Люксембург, Либкнехт, Радек и т. д., но раньше их всех — Карл Маркс!
Не будем забывать, что во дворе дворца Резиденцшлосс в Мюнхене в 1919 году по распоряжению еврея Эйснера были без всякого судебного приговора расстреляны примерно 300 заложников — в значительной степени заслуженных фронтовиков. Не забудем, что восстания Розы Люксембург и Карла Либкнехта в Берлине, Ганновере и Гамбурге, в Саксонии, Гессене и в Рурской области вместе стоили гораздо больше, чем 50 000 жизней, что затеянное ради диктатуры пролетариата и вначале в наивысшей степени угрожающее самому существованию Испании восстание в 1936 году стоило испанскому народу более миллиона жизней.
Тогда на стороне Красного интернационала принимали участие среди прочих также Тольятти, Хемингуэй, Вилли Брандт и многие другие ключевые марксисты из самых различных стран, из которых некоторые даже сегодня политически очень активны в Германии. Кровавую резню почти никогда не устраивали люди из самой данной страны ради диктаторского правления, но вместо них это делали иностранцы, так сказать, узаконенные "интернационалом пролетариата", который в крайнем случае, согласно учению Карла Маркса, планировал уничтожение буржуазии.
Кто решится оспаривать, что идея диктатуры пролетариата вызвала во всем мире бесчисленные, порой очень кровавые революции и создала многочисленные диктатуры. К ним нужно причислить и те революции, которые вызвали естественное противодействие и соответствующие контрреволюции.
В этой связи нужно понимать и обе мировые войны. В обоих случаях речь шла о провоцировании марксистской мировой революции и о соответствующих реакциях. Неудивительно, что враждебная пропаганда и клевета начались не во времена Гитлера и его подъема, а уже времена императора Вильгельма II. Из этого мы можем сделать вывод, что ложь направлялась в первую очередь не лично против императора или Гитлера, а против Германской империи и немецкого народа. Если бы это было не так, то огромные издержки антинемецкой клеветы были бы с точки зрения противников абсолютно бессмысленны и непонятны сегодня, через 32 года после конца Гитлера.
У диктатуры пролетариата по природе вещей и виду людей — за и против — не было, по мнению ведущих марксистов, большего врага, чем империя немцев. Поэтому диктатуре пролетариата не оставалось ничего другого, кроме как разрушить эту империю, убрать ее навсегда, по меньшей мере, понизив ее статус до третьесортного бессильного государства.
Марксизм не может считаться ни демократическим, ни даже социалистическим движением — он провозглашается Марксом и всеми его самыми верными сторонниками в очень характерной манере как диктатура пролетариата, и снова и снова прославляется именно в соответствии с этим. Но революция, которая борется исключительно только за определенную часть народа и стремится при этом искоренить, насколько это возможно, другие части этого народа, такая революция — это наихудший враг народной общности, т. е. поистине социалистической общности. Кто называет такую революцию "социалистической" или "демократической", тот обманывает собственный народ!
Констатировать это очень важно, так как марксисты как раз вследствие этого завоевали свои ведущие позиции. Со своей Годесбергской программой они, сверх того, еще получили и голоса из "буржуазного" лагеря, а именно от тех, кто все еще инстинктивно помнил о настоящем социализме, кто относится к естественной целостности народа.
Если Гитлер хотел спасти немецкий народ и империю от отчаянного положения двадцатых годов, он должен был найти путь, по которому мог идти каждый немец. Он должен был создать партию, в которой все немцы без различия могли бы чувствовать себя хорошо, именно только как немцы. Такая партия не могла прийти к власти с помощью кровавых конфликтов. С кровавыми жертвами можно добиться победы, но не сотворить общность. С кровавыми жертвами можно нагонять ужас, но нельзя добиться настоящего товарищества: союз — еще возможно, но общность, целостность — никогда. Это Гитлер ясно видел с самого начала, а также всегда заявлял об этом снова и снова.