— Гранаты! — приказал командир взвода.
В окопы полетели гранаты, проволочные заграждения не помогли врагу. Стрельба прекратилась. Но откуда-то сбоку не переставая строчил станковый пулемёт. Вдруг за Станичкой заработали вражеские шестиствольные миномёты. Мины рвались правее. Моряки залегли. Наконец взрывы прекратились. Только моряки перебежали туда по приказу командира, как снова раздался залп шестиствольных миномётов. Мины накрыли то место, где они только что находились.
— Опоздали фрицы с поправочкой, — заметил кто-то из моряков.
Лейтенант Карманов подполз к Прохорову и указал на амбразуру дота, из которой строчил пулемёт.
Прохоров направил туда противотанковое ружьё. Выстрелы — и пулемёт смолк. Из дота выскочили шесть гитлеровцев. Моряки перестреляли их и ворвались в дот.
— Сигнал «Вперёд»! — распорядился командир.
Взлетели три зелёные ракеты. Это был приказ продвигаться вперёд.
Взвод развернулся и рассыпался по улицам, переулкам, дворам. То там, то тут в темноте раздавались автоматные очереди, взрывы гранат, крики «полундра».
Лейтенант Карманов, Кайда, Уткин с «максимом» и ещё несколько матросов перебежали улицу. И только они завернули за дом, как гитлеровцы начали обстрел улицы снарядами и минами.
— Вперёд! — крикнул Карманов. — Иначе нас тут накроют!
Они пробежали квартал и залегли. Из дома, стоявшего на другой стороне улицы, стреляли немецкие автоматчики. Уткин и его помощники открыли ответный огонь из «максима», и враг прекратил обстрел.
Лейтенант приказал Кайде:
— Обследуйте дом вместе с Лысовым!
Двери дома были открыты. Лысов остался у дверей. Кайда вошёл в коридор. Прислушался: тихо. Шагнул в комнату: пусто. Во второй комнате тоже никого.
И Кайда уже без опаски шагнул в третью комнату. И тут его схватили за плечи. Он услышал приглушённый голос:
— Рус, сдавайся!
Что делать? Вырваться у него сил хватит. Но гитлеровцы тут же выстрелят. Впрочем, если они сразу не стали стрелять, значит, им нужен пленный. Попасть в плен? Ни за что! Да сколько же их? Как будто трое.
И вот решение принято. Кайда кричит:
— Здесь фрицы! — и бросается на пол, увлекая за собой гитлеровцев.
Два гитлеровца навалились на Кайду, но он успел выхватить финку. Началась рукопашная схватка. Кайда, лёжа, расправился сначала с одним, потом с другим. Он совсем забыл о третьем, и фашист — сильный, рослый молодчик — умудрился набросить ему на ноги крепкую верёвочную петлю. Кайда оказался в ловушке.
К счастью, в это время в комнату вбежали Лысов, за ним ещё два матроса. Они бросились на гитлеровца, повалили и связали его, потом распутали ноги Кайды. Он поднялся, вытер потное лицо и сердито сказал:
— «Язык» им, видите ли, понадобился… не на того напали.
А Лысов, усмехаясь, добавил, показав на связанного гитлеровца:
— Пошёл по шерсть, а вернулся стриженым.
Пленный испуганно смотрел на Кайду и повторял, заикаясь:
— Гитлер капут…
Кайда брезгливо поморщился:
— Заканючил. Надо, братки, отвести его к командиру.
На полпути начался артиллерийский обстрел. Матросы залегли между камнями. Поднялись, когда стало тихо.
— Пронесло, — с облегчением сказал Кайда. — Никого не зацепило?
— Да нет, — отозвался Лысов, — все целы. Поднимайся! — крикнул он пленному.
Фашист не шевелился. Кайда нагнулся и сказал:
— Осколок от фашистского снаряда угодил ему прямо в лоб. От своих получил.
Он вынул из его кармана документы:
— Отнесём в штаб.
…В полуразрушенном доме матросы обнаружили своих. Встреча была шумная, радостная. Выяснилось: группе приказано занять здесь оборону.
Было решено, что Кайда и его матросы останутся на день и пока тоже выберут себе позиции. Оказалось, что Уткин и Прохоров уже тут. — Уткин оборудует позицию для своего «максима», а неподалёку от него пристроился и Прохоров с противотанковым ружьём.
Кайда разыскал Уткина — он сидел под стеной, покуривал, прикрывая ладонью огонь цигарки. Кайда подсел к нему, закурил.
— Ты чего так тяжело дышишь? — спросил друга Уткин.
— Умаялся, до сих пор не отойду, — признался Кайда.
Когда он обо всём рассказал, Уткин заметил:
— Правильно сделал, что бросился им под ноги и сбил. Иначе подстрелили бы. А теперь давай перекусим, пока есть время. Уже светает, денёчек будет у нас горячий. Пообедать, верно, не придётся.