— А может быть, и сами абды съедят тебя. Мне недавно новых рабов привезли из африканского племени людоедов. Но... — прищурился султан, — я могу предать тебя почетной смерти, если ты назовешь имя главного моего врага, который послал тебя на это черное дело.
— Если ты прикажешь зарубить меня саблей, тогда я умру воином и попаду в рай. За такую смерть ты будешь знать имя этого человека, пусть его покарает Аллах.
— Обещаю!
— Это Бахар-мурза.
— Ты врешь! — воскликнул Али-ан-Насир и сразу вспомнил предостережение Зейнаб.
— К чему мне врать перед лицом смерти? Разве я могу нести ложь на суд Аллаха?
— Схватить изменника! — зловещим голосом приказал властитель Дешт-и Кыпчака.
Но... главный преступник исчез. Вся стража дворца всполошилась. Смятение перекинулось в город...
Али-ан-Насир подошел к Анвар-табибу, крепко прижал его к груди:
— Ты мой самый верный нукер! Ты — услада моего сердца! — Он снял с безымянного пальца левой руки массивный перстень и собственноручно надел его на палец лекаря. — Я мог бы одарить тебя и большим. Но это кольцо самого Сулеймана-ибн-Дауда[54]. Этот талисман защитит тебя от любой беды.
Анвар-табиб хотел встать на колени. Султан не дал.
— Покажи мне спасенного тобой брата моего, славного потомка Потрясателя Вселенной Араб-Шаха-Муззафара.
Старик отдернул занавес. На ложе из кое-как скатанного ковра лежал раненый хан, и улыбка освещала его суровое, бледное от потери крови лицо.
Али-ан-Насир подошел, склонился:
— Я рад твоему избавлению от двух смертей, брат. Пусть боль твоя перейдет в мое тело.
— Аллах отблагодарит тебя, о Великий и Милосердный Султан Дешт-и Кыпчака, — тихо ответил грозный военачальник. — Если ты будешь называть меня своим младшим братом, тогда я буду мечом и охраной твоей.
— Ты брат мой по древней крови! — воскликнул Али-ан-Насир. — Мы оба потомки могучего Джучи-хана, да будет он вечно пребывать у престола Аллаха! Поправляйся, любимый брат мой, и тогда мы поговорим о важном. А сейчас прости, неотложные дела торопят меня. Нет ли у тебя каких-либо желаний?
— Одно желание ты выполнил, достойно наградив мудрого Анвар-табиба. Награди же по достоинству и вон того огромного батыра, — указал Араб-Шах на Маруллу.
— Отныне он джагун моих личных стражей! — провозгласил султан.
Вновь испеченный сотник только лбом стукнулся о пол в знак благодарности, но рта своего и на этот раз так и не раскрыл: молчун! Что еще скажешь о таком?
— Джагуну самого властелина Дешт-и Кыпчака полагается добрый меч, который бы верно разил врагов брата моего ослепительного Али-ан-Насира, — сказал Араб-Шах. — Я дарю тебе, Марулла, свой клинок, перед которым склонял голову даже непобедимый воитель Тамерлан!
В ответ снова только гулкий стук лбом о пол, и больше ни звука...
Бахар-мурзу обнаружили в женской половине дома его сообщника Асат-кятиба. Кто-то видел, как преступник вбежал в жилище писаря, и сказал о том нукерам султана. Схватили обоих.
Под пытками злоумышленники выдали Кудеяр-бея. Но тот, предупрежденный друзьями, бежал в Кок-Орду, а потом к Мамаю.
Али-ан-Насир, человек, в общем-то, не злой, вспомнил вдруг древнюю казнь, к которой часто прибегал свирепый завоеватель полумира Чингисхан. Клятвопреступников живыми бросили в котел с кипящей смолой.
Ялым-бею, как обещал султан, срубили голову саблей.
И еще несколько сот родственников и друзей казненных сложили головы, от чего значительно пополнилась казна правителя Высочайшей Орды.
Наблюдая за казнями, Али-ан-Насир сказал вещие слова:
— А ведь перед этим ужасом не дрогнут другие. Не знаю, может быть, сегодня я приобрел еще больше врагов, чем было их у меня вчера...
Удивительным оказалось другое: перед изощренной казнью оба главных заговорщика ни разу не упомянули о пайцзе Джучи-хана. Наверное, потому, что преступников об этом никто не спросил.
Глава девятая
Семен Мелик
Сказать, что послы подневольных татарам народов чувствовали себя в Золотой Орде спокойно и вольготно, — значит сильно погрешить против истины. Поэтому к престолу султана приезжали мужественные люди, наделенные умом и хитростью, — сочетание весьма и весьма редкое, ибо хитрый, как правило, не отмечен умом, а умному хитрить ни к чему — он и так свое возьмет.
Но эти два противоречивых свойства вполне уживались в характере Семена Мелика, потомка хазарской кочевой знати. Еще при нашествии татаро-монголов в 1237 году предок Семена Гарун-Мелик бежал на Русь. Бежал, потому что Бату-хан безжалостно и планомерно истреблял всю половецкую и остатки хазарской знати, подданные которой издавна кочевали в прикаспийских и причерноморских степях. Русские дремучие леса укрыли беглецов. Гарун-Мелик погиб на реке Сити[55], защищая свою новую родину. После страшного погрома не скоро восстал из пепла стольный град Северо-Восточной Руси — Владимир-на-Клязьме. А незаметная ранее Москва выдвинулась в число главных городов полоненной многострадальной Руси. И прижился здесь род Гаруна-Мелика: сыновья его, внуки и правнуки женились на русских боярышнях. Но жгучая хазарская кровь продолжала бурлить в потомках. Были они горбоносыми, с черными пронзительными глазами, сухими статью и скорыми на ногу. Мужчины любили быстрых, неукротимых коней, женщины — беспредельную волю. Семен Мелик унаследовал все эти качества предков и, будучи верным сыном Руси, страстно и мужественно сражался за нее. Мало того, лихой наездник и хитроумный воевода почти не жил в Москве около жены и детей, а с отрядом таких же сорвиголов охранял южные пределы растущего Московского государства.
Дважды Семен Мелик бывал в Сарае ал-Джедиде. Один раз начальником охраны посла Василия Вельяминова; во второй — при боярине Акинфии Федоровиче Шубе. И вот теперь он сам боярин и посол великого князя Московского и Владимирского Дмитрия Ивановича.
Ежегодную дань от Руси привез Семен Мелик властителю царства татарского...
Сейчас русский посол был в гостях у епископа христианской православной епархии[56] в Золотой Орде архиерея Иоанна. Богатое подворье благочинного владыки раскинулось в западной части татарской столицы, возле соборного храма Христа Спасителя.
Много русских невольников в поте лица и полном бесправии работали на Орду. Все же если раб в большинстве случаев был ограничен свободой, то молиться ему по вере своей никто не мешал. Мало того, все правители степной империи, начиная с Бату-хана, всячески поощряли деятельность Русской православной церкви, которая даже подати не платила захватчикам. Единственное условие ставили они: все молитвы русских священнослужителей должны были начинаться с просьбы к Богу о даровании здоровья, могущества и «многие лета» главному насильнику — султану золотоордынскому и его кровавым подручным. Церковь, гибкая в своей политике непротивления злу, легко пошла на это условие. Этим она очень помогла татаро-монголам множество лет держать русский народ в ордынской кабале... Наряду с мечетями во всех крупных татарских городах стояли православные храмы — духовная утеха несчастных русских невольников...
Престарелый епископ с жадностью расспрашивал Семена Мелика о далекой родине, где не был он вот уже без малого двадцать лет.
— Поведай, сын мой, крепко ли стоит Москва наша — опора православия?
— Непоколебимо! — ответил посол. — Почитай, уж десять лет, как Кремль стеной белокаменной обнесен. Сам Ольгерд[57] трижды зубы об него обломал.
— Помню, как злобой кипел тогдашний царь татарский Булатка[58]. Грозился за ту стену каменную, кою без его ведома построили, всю Русь попалить огнем. С ратью великой на Москву двинулся. Да не дошел — побили его православные русичи возле Нижнего Новгорода. А Булатка в Сарай уж не вернулся: Мамайка его где-то устерег и голову отрезал. Потом уж смирились татары с московской вольностью. Да и не до стены им нашей было. Свара: цари в то время тут так часто сменялись, что и имен-то я их всех не припомню. Иной раз неделя пройдет, а на престоле уж новый царь татарский уселся.
54
Сулеймáн-ибн-Дауд — Соломон, царь Израильско-Иудейского государства в 965—928 годах до н. э., сын Давида. Согласно библейской легенде, Соломон славился необычайной мудростью, могуществом в магии и волшебстве.
55
Сить — река, приток Мологи. Здесь 3 марта 1238 года татаро-монголы разгромили войско великого князя Владимирского Юрия Всеволодовича и тем положили конец сопротивлению князей Северо-Восточной Руси.
56
Епáрхия — область, подвластная в духовном отношении епископу, третьему лицу в церковной иерархии после патриарха и митрополита.
57
Ольгерд (Альгирдас) — великий князь Литовский (1345—1377), сын Гедимина. На Москву ходил в 1368, 1370 и 1372 годах. Безрезультатно.